Неимоверным усилием воли, на которое она только была способна, Кэрол сказала себе, что все это имело место 175 лет тому назад. Если вообще имело место. Если то, что она принимает за воспоминания, не сон.
– Нет, – сказала она вслух немного срывающимся голосом, – я знаю, что это было. Если это только сон, я бы не чувствовала такой утраты и такой боли в сердце. Я помню то, что чувствовала во сне, только несколько минут после пробуждения, самое большое – час, а потом все исчезает. А эти воспоминания становятся тем ярче, чем дольше я о них думаю. Это было на самом деле. Я люблю Николаса и никогда его не увижу. Нужно принять это как данность. И нужно научиться жить без него. Дело только в том, что я не уверена, смогу ли сделать это.
Охваченная воспоминаниями о Николасе, Кэрол весь день бродила по Лондону, отыскивая знакомые по прошлому места. Блестящие современные рождественские украшения, которые она встречала повсюду, смеялись над ее горем и вызывали тоску по более простым проявлениям праздничного настроя, присущим утраченному и недосягаемому Лондону эпохи Регентства.
Она оставила напоследок самое важное для нее место в городе и пошла туда, начав с Бонд-стрит, так же, как она шла когда-то в прошлом, таком далеком! Но для ее сознания, для ее памяти это происходило только вчера. Сегодня дойти туда было гораздо легче. На ней практичные ботинки для прогулок, а на тротуарах нет ни снега, ни льда. Нужную улицу она нашла сразу же, но дома Николаса там больше не было. Изобразив из себя преподавательницу колледжа, занимающуюся эпохой Регентства, она остановила пожилого хорошо одетого человека и спросила его, не знает ли он, что сталось с Монфорт-Плейс.
– Я знаю дом, о котором вы говорите, – ответил тот, – я помню эти места с детства. Здесь тогда все было по-другому. Старинные дома в этом квартале разбомбили во время второй мировой войны. Вы знаете что-нибудь о блицкриге?
– Да. – Комок в горле не давал ей говорить.
– Вы, должно быть, ужасно разочарованы, что не нашли этого исторического здания, которое хотели увидеть, – сказал старый джентльмен, – но в Лондоне есть другие интересные места, уцелевшие со времен Регентства.
Кэрол кивнула и поблагодарила его, и он пошел дальше, а она осталась смотреть на скучное современное здание, занимавшее место красивого белого дома, в котором когда-то они с Николасом любили друг друга.
– Так давно, – вздохнула Кэрол, – а для меня только вчера. О Николас, почему я не чувствую здесь твоего присутствия? Куда ты ушел? Наверное, в загробную жизнь с леди Кэролайн, – ответила она на свой собственный вопрос. – Ты уже умер – постарел, одряхлел, – умер и похоронен более ста лет тому назад.
Эта мысль была невыносима, и она поспешила прочь и бродила, ничего не видя, по оживленным улицам, пока ранние декабрьские сумерки не положили конец ее блужданиям.
На обратном пути в Марлоу-Хаус она прошла мимо маленького цветочного магазина. Дверь открылась, вышел какой-то покупатель. Запах праздничной зелени, смешанный с запахом роз, ударил ей в ноздри и заставил остановиться, когда она почти уже прошла мимо. И снова ее одолели воспоминания. Когда-то давно, накануне Рождества, так пахло в гостиной Марлоу-Хаус. И Кэрол сказала себе:
– В конце концов, может быть, цветы и не пустая трата денег? Сколько радости доставляли мне букеты, которые я получала от Николаса!
И она вошла в магазин, привлеченная яркими цветами, наполнявшими различные емкости, и миниатюрными рождественскими елочками, выставленными в витрине и сверкающими белизной и зеленью. Она купила несколько красных роз и веточки вечнозеленых растений. Потом, повинуясь внезапному импульсу, купила еще красный стеклянный контейнер с луковицами белых нарциссов, посаженных в белые камушки. Бутоны на концах стеблей, казалось, вот-вот раскроются.
Когда она вернулась в Марлоу-Хаус, было почти время обедать. Кэрол не стала входить через парадный вход. Она отворила дверцу в железной ограде перед домом и спустилась по ступенькам вниз во двор, где был вход для прислуги. Открыв старомодную застекленную дверь, она прошла через опрятную прихожую, а оттуда – в кухню. Кухарка встретила с неожиданное появление удивленным взглядом.
– Добрый вечер, мисс Маркс. Не найдется ли у вас вазочки для этих цветов?
Оглядевшись, Кэрол увидела явные приготовления к празднику. Сильный запах специй говорил о том, что имбирный пряник уже в печи, а две прекрасные пышные булки из пшеничной муки остывали на доске. На другой доске лежала гора печенья, которое мисс Маркс посыпала красным и зеленым сахаром. Хетти, судомойка, резала сельдерей и лук.
– Наверное, найдем что-нибудь. Хетти, оставь-ка ты нож, пока не отрезала себе палец, и пойди поищи вазу в кладовке, где фарфор на каждый день.
Мисс Маркс разговаривала с Кэрол как обычно – вежливо, но не очень доброжелательно. Кэрол давно подозревала, что кухарка недолюбливает ее. Раньше ее это не трогало, но сегодня прохладный взгляд, брошенный кухаркой на цветы, почему-то подействовал на нее раздражающе.
– Вообще-то, – начала Кэрол, разворачивая бумагу и доставая розы, – я купила их сюда на стол. Нелл сказала, что вы задумали рождественский обед, и я решила, что вам захочется поставить на середину стола какое-нибудь украшение. – Покупая розы, она ни о чем таком не думала, она хотела поставить их себе.
– Ой, какие красивые! – Хетти вернулась из кладовой с вазой. – Мне страшно нравится, когда зеленое с красным. Такой рождественский вид. Спасибо, мисс Симмонс. Они будут здорово смотреться у нас на праздничном столе, а мы полюбуемся.
Но мисс Маркс сказала, охлаждая восторги Хетти:
– Наш обед будет через два дня. К этому времени цветы завянут.
– Если завянут, – ответила Кэрол, увидев, как погрустнело лицо девушки от этого предсказания, – я пойду и куплю еще.