«Нет, леди Августа, – подумала она, отвечая на это подталкивание, – я не забуду, что нужно делать».
– Это повторяется уже третий раз. – Николас поставил перед ней хрустальный стаканчик с портвейном. – Сначала у вас отчаянно грустный вид, словно у вас сердце разбилось, потом вы улыбаетесь, словно только что вспомнили какую-то чудесную тайну.
– Может быть, и так, и может быть, я должна немного приоткрыть вам ее сейчас, – прошептала она. Подняв на него глаза, она сказала решительно:
– Завтра вы не сможете заняться делами, потому что это воскресенье, и в понедельник тоже, потому что на понедельник перенесли День подарков. До утра во вторник вы не сможете ни встретиться с поверенными леди Августы, ни получить сведения о ее состоянии. До этого времени я хотела бы вам кое-что показать. Назовите это моей тайной, если хотите. Пойдемте завтра утром в церковь?
– В церковь? – Он рассмеялся. – Я много лет не был в церкви, но если вы хотите, пойду.
В конце концов, в эти дни полагается ходить в церковь, верно?
Она сказала, когда начнется служба, и поднялась, сославшись на поздний час и его долгое путешествие, чтобы окончить разговор. Подталкивание у нее в голове стало сильнее, заставив ее уйти из столовой раньше, чем она намеревалась. Из-за этого подталкивания она начала надеяться – точнее, уповать, – что леди Августа ждет ее в спальне. Хорошо бы, чтобы та объяснила, что происходит.
Ее комната была пуста. Только запах снежно-белых нарциссов приветствовал Кэрол. Она огляделась, не веря, что никого нет. Конечно же, леди Августа здесь, просто Кэрол ее не видит.
– Я права, да? – спросила Кэрол у воздуха. – Это вы прислали Николаса Монфорта в Марлоу-Хаус именно теперь, потому что вы хотите, чтобы он помог мне повлиять на будущее? – Не получив ответа, Кэрол все-таки продолжала громко разговаривать в пустой комнате. – Леди Августа, вы собираетесь мне помочь, или вы ждете, чтобы я бродила вокруг да около, пока сама во всем не разберусь? Ведь этим вы заставляли меня заниматься в других веках, да? Вы переносили меня в прошлое и будущее и в обоих случаях давали мне кое-какие указатели для ориентации, а потом исчезали, и я сама извлекала уроки из виденного. И в том, и в другом случае вы ничего не сделали для того, чтобы остановить меня, не дать мне полюбить. Может ли быть, что моя любовь к Николасу и Нику – составная часть вашего общего плана относительно меня?
И Кэрол продолжала:
– Если вы еще не знаете, леди Августа, если вы не можете читать мои мысли, я должна сказать вам, что завтра собираюсь познакомить Николаса Монфорта с работниками «Щедрого стола» при церкви святого Фиакра и хочу попробовать убедить его пожертвовать туда крупную сумму из вашего состояния.
Знакомить их оказалось ненужным. Николас знал Люциуса Кинсэйда.
– Мы учились вместе, – сказал он Кэрол, как только увидел, что ректор вошел вслед за хором и занял свое место у алтаря. – Чем он занимается в таком месте?
– Я собираюсь показать вам, чем он занимается, сразу же после службы, – прошептала в ответ Кэрол.
Вскоре она с большим интересом отметила, что на лице Люциуса Кинсэйда появилось удивленное выражение, когда он увидел Николаса, стоящего на коленях рядом с ней у алтарной ограды. Потом это выражение сменилось счастливой улыбкой, которую ректор пытался удержать, поскольку выполнял свои обязанности. Еще интереснее показалось Кэрол, как эти двое приветствовали друг друга после окончания службы. Они смеялись, хлопали друг друга по спине и совершенно разрушили все представления Кэрол об английской сдержанности.
Люциус Кинсэйд воскликнул:
– Никогда не думал увидеть тебя здесь! Что, Дальний Восток утратил свое очарование? Ты вернулся домой?
– Я думаю, не переехать ли мне на постоянное жительство в Лондон? – ответил Николас деланно серьезным тоном, совершенно не похожим на его обычный. – Да. Хр-р-р-ум. Это дело нужно серьезно, чтобы не сказать – долго, обдумывать.
– А я и забыл, как это у тебя здорово получается. Вы только что слышали прекрасное подражание Старому Фогги, руководителю нашей группы в Оксфорде, – объяснил ректор ошеломленным жене и Кэрол, которые созерцали это проявление студенческого товарищества, не веря своим глазам.
– Люциус, дорогой, – сказала миссис Кинсэйд, – в данную минуту мы должны быть в холле. Нас ждут.
– Пойдем с нами, Николас. – Преподобный мистер Кинсэйд дружески толкнул старого товарища в плечо, указывая дорогу на церковный двор, а затем провел его в холл через внутренний вход. Кэрол и жена ректора шли за ними. В холле в полном разгаре был воскресный утренний вариант «Щедрого стола». Добровольные помощники подавали завтрак, состоящий из чая, кофе или сока со сладкими рулетами.
– Я бы предпочел, чтобы это были яйца, копчушки или хотя бы немного тарелок с беконом, – сказал ректор. – К несчастью, это все, что нам по карману. Но должен признаться, что жалоб мы почти не слышим.
– А что у вас за программа? – спросил Николас. Мужчины отошли, ректор заговорил, поспешно объясняя, для чего существует «Щедрый стол».
Абигайль Кинсэйд заметила, внимательно наблюдая за реакцией Кэрол на свои слова:
– Мистер Монфорт, кажется, симпатичный человек.
– Если он друг вашего мужа, значит, он человек достойный, – ответила Кэрол по возможности небрежней. Ей очень хотелось рассказать миссис Кинсэйд всю свою историю с Николасом Монфортом, но она чувствовала, что время для этого еще не пришло.
– Мистер Монфорт, как и Люциус, не лишен склонности к проказам. – Голубые глаза Абигайль Кинсэйд смеялись. – Кстати, Люциус съел по меньшей мере половину конфет из той коробки, что вы мне подарили. Он говорит, что предпочитает орехи и тянучки, которые можно долго жевать.
– Конечно. Ничего другого я и не ожидала. – Их глаза встретились. И вдруг, инстинктивно ощутив таинственную связь, существующую между ними, женщины рассмеялись.
– Люк, – сказал Николас немного погодя, – ты не можешь продолжать эту деятельность самостоятельно. Разреши мне помочь тебе. – Достав чековую книжку, он начал заполнять чек.