Увидев Мари-Пьер, он разыграл целый спектакль: как поживаешь, дружище, — чуть хвостом не вилял, не желает ли мадемуазель аперитива, кир, королевский кир и превосходное шампанское, это не шипучка, мы такого не держим, и подмигнул мне, мол, в «Нефритовом дворце» шипучки не бывает — разве что отменного качества.
Он бросился к бару, мсье Го, спец по китайской и тайской кухне, чтобы лично смешать для нас коктейли; Мари-Пьер была ошарашена, в ее городишке высшим шиком считалось пойти в блинную, какие там рестораны, она залпом осушила бокал, а я тем временем сделал заказ: сначала протертый суп, потом бифштекс с луком и жареной лапшой.
— А вино? — спросил мсье Го.
Я для него большой авторитет, он не смеет выбирать за меня, и мы вместе пошли во внутренний дворик взглянуть на его запасы, бутылки хранились вертикально в погребе, часть которого превратилась в настоящий ледник.
— Так не годится, мсье Го, для вина тут слишком холодно, к тому же нельзя держать бутылки стоймя.
Он виновато взглянул на меня и покачал головой: да-да, конечно, — у этих китаез на все одна реакция — кивки да улыбочки; я осмотрел его запасы, они подходили к концу, осталось не больше сотни бутылок. Он опять покачал головой, в наше время вино — большой плюс для заведения, он очень хотел закупить еще партию, я продавал ему по двадцать пять, товар прекрасный, клиенты заведения никогда не предъявляли претензий.
— Посмотрим, посмотрим, мсье Го, я должен связаться с моими людьми.
Если подвернется подходящий товар, на этот раз я продам ему дороже, по тридцать пять, он все равно останется в наваре. Я выбрал самую старую бутылку.
— Ты уверен, что оно хорошее?
Этикетка и горлышко были покрыты какой-то ржавчиной; не знаю, почему я выбрал именно эту, вообще, говорят, бордо чем старше, тем лучше, но мсье Го сомневался: вино, к его прискорбию, было отнюдь не элитным. В кухне он вручил мне штопор, я поставил бутылку к батарее, чтобы согрелась, оказалось, она попорчена только снаружи, а пробка не пострадала. Я вернулся за столик. От холода и выпивки у Мари-Пьер раскраснелись щеки, она уже захмелела, я предложил налить еще.
— Если бы ты с самого начала знала, что я не сын миллионера, ты бы все равно поехала со мной?
Она хихикнула, играя палочками.
— Не знаю, возможно…
Да, вдохновляющий ответ, я ничего не сказал, она развеселилась, шампанское развязало ей язык: у них в семье было пятеро детей, отец умер от рака, потому что работал на асбестовом предприятии. Им с детства твердили, что главное в жизни — большие деньги. Повстречав сына миллионера, который захотел на ней жениться, она сразу растрезвонила об этом, все вокруг поверили, подружки зеленели от зависти, а ее мамашу волновало только одно: как бы она не забеременела, — короче, если только папаша-миллионер не возбухнет, все будет как в сказке. Рассказывая, она начала икать: я думала, ты привезешь меня во дворец, а здесь даже хуже, чем у меня дома, — она пыталась успокоиться, но на нее напал пьяный смех, и такой заразительный, что я тоже засмеялся, в конце концов, это была не самая худшая реакция.
— Значит, ты занимаешься темными делишками, чем-то незаконным?
С минуту я молчал, вспоминая сегодняшний день, — встреча в метро, «мерседес», идиотский спор в баре о спидоносной собаке; после ужина еще надо снести вниз тяжеленные телевизоры с большим экраном, и это все моя работа, включая экскурсию в погреб с хозяином заведения — я не из тех, кто боится «запачкаться», в этом меня никто не может обвинить.
— Я сам по себе, я особенный, обо мне нельзя судить по общим меркам.
В моих делах криминала было не больше, чем у других, мне бы только немного времени, зря она так, не все же начинают жизненный кросс с одной стартовой точки.
Официантка принесла суп, мсье Го вино, я попробовал, оно было еще холодновато, но вкусное, не стоит зацикливаться на этикетках — например; на этой было написано только «Шато-Петрю, 76», ничего больше, и, однако, вино имело прекрасный вкус.
Я наполнил бокал Мари-Пьер; говорят, ослепительные красотки в качестве спутниц скорее головная боль, чем счастье, но сейчас она была рядом, и это главное.