— Ага, — понятливо говорят сержанты. — Можно на неё посмотреть?
— Если вы никогда не видели Тойоты, то, пожалуйста, прошу пройти за мной, — говорю я, источая сарказм.
Я открываю дверь в гараж, включаю свет, и меня опять прошибает холодный пот. Гараж пуст. Я бледнею и хватаюсь за сердце.
— Сэр! — кричат сержанты, подхватывая меня под руки. — Вы в порядке, сэр? Принести холодной воды?
— Украли! — шепчу я. — Похитили! Звоните в полицию!
— Не надо звонить, сэр! Мы уже здесь.
— Да, да, конечно, — говорю я, приходя в себя. Я немного забыл про вас. Прошу немедленно составить надлежащий акт и приступить к розыску моей украденной машины.
— Сэр, — говорит сержант Джэксон, — ваша машина уже нашлась. Она стоит перед домом.
Я говорю:
— Чтоб ваша машина так у вас стояла перед домом, сержант! Моя машина — синяя Тойота, а вы мне подсовываете какую-то белую Хонду.
— Знаете что… — пытается сказать сержант Рутковски, но сержант Джэксон вовремя закрывает ему рот.
— Да, конечно, — говорит он. — Мы сейчас же приступим к розыску вашей машины. Мы будем держать вас в курсе дела. Всего хорошего.
Полицейские уезжают, а я начинаю искать ключи от своей синей Тойоты. Ключей нигде нет. Мне становится ясно, что похитители пробрались в дом, украли ключи и с их помощью угнали мою машину. Я начинаю думать, стоит ли позвонить жене и рассказать ей о том, что произошло. После недолгого раздумья я прихожу к компромиссному решению: позвонить, но ничего не рассказывать.
Сначала мы обсуждаем школьные успехи наших внуков, потом погоду в Калифорнии, и, наконец, я говорю, как бы мимоходом:
— Дорогая, ты случайно не помнишь, где лежат ключи от Тойоты?
— От какой Тойоты? — спрашивает жена, и в её голосе звучат нотки подозрительности.
— От нашей синей Тойоты.
Жена некоторое время тяжело дышит в трубку.
— Милый, — говорит она с остервенением, — мы продали синюю Тойоту три года назад и купили белую Хонду.
Хорошо, что в этот момент она не видит моего лица. А голос можно подделать. Я говорю, изображая незначительность и безразличие:
— Ну да, — говорю. — Я как раз имел в виду белую Хонду. Это я так, по привычке называю её Тойотой.
Кажется, мне удаётся её обмануть.
— Как бы ты её не называл, ключи лежат в спальне на тумбочке, — говорит жена. — А машину ты хотел поставить перед домом, чтобы не забыть меня встретить, когда я прилечу домой. Ты помнишь об этом?
— А как же! Ты же знаешь, что я ничего не забываю.
Проходит ещё день, и я забываю про двух сержантов и про машину, которая, как выяснилось, принадлежит мне и стоит там, где должна стоять. Я снова просыпаюсь в хорошем настроении, спасибо моей негодной памяти. Но после завтрака я случайно бросаю взгляд в окно и… меня опять бросает в холодный пот. Машины перед домом нет. "Ага, — соображаю я. — Наверно, я перегнал её в гараж и забыл об этом". Я захожу в гараж, и меня бросает из холода в жар. Гараж пуст.
Следующие два часа я лежу на диване, отупело гляжу в потолок и пытаюсь осмыслить происходящее. Мои бесплодные размышления прерывает телефонный звонок.
— Говорят из отделения полиции, — объявляет знакомый радостный баритон. — У меня для вас хорошая новость: ваша машина нашлась. Она доставлена к нам в отделение. Приметы, правда, не совпадают. Она не синяя, а белая, и не Тойота, а Хонда. Но по документам это ваша машина. Поздравляю.
— Спасибо, — говорю я уныло. — Вообще-то, она не терялась…
— Как это не терялась? — обижено перебивает радостный баритон. — Разве вы не заявляли о её краже?
Я говорю:
— То есть да, конечно, терялась. Но не сразу. Она, вообще-то, как бы сначала нашлась, а уже потом потерялась, понимаете? Не понимаете? Это у меня такой английский язык. Как бы это вам объяснить… Когда я заявлял о краже, я имел в виду синюю Тойоту, которой у меня на самом деле нет.
— Я вас понимаю, — соглашается баритон. — Ваш английский просто великолепен. Гораздо лучше, чем мой польский. Мы немедленно продолжим розыск синей Тойоты.
— Не надо, не надо! — кричу я. — Меня вполне устраивает белая Хонда! И я не поляк. Когда вы привезёте мою машину?
— Боюсь, что сегодня не сможем, — огорчается баритон. — Все в разъезде. Я думаю, что завтра, во второй половине дня. Это ничего?
Я великодушно соглашаюсь:
— Ничего. Я никуда не спешу. Будьте здоровы. Привет сержантам Джонсону и Берковскому.
— Спасибо. У нас, правда, таких нет, но я непременно передам привет всем сержантам.
Я окончательно успокаиваюсь, принимаю свои витамины и ложусь спать с чувством удовлетворения. Все проблемы решены.
Утром меня будит телефонный звонок. Звонит жена.
— Доброе утро, дорогая, — ласково говорю я. — Как там погода в Калифорнии?
— Чтоб ты засох от своей погоды в Калифорнии! — говорит жена, явно сдерживаясь от более выразительного лексикона. — Я уже час сижу в аэропорту и жду, когда ты за мной приедешь!
— Конечно, дорогая! — кричу я в испуге. — Сейчас же одеваюсь и еду!
Тут я бросаю взгляд в окно, и события вчерашнего дня всплывают в моей слабеющей памяти. Я говорю с облегчением:
— То есть я, конечно, одеваюсь, дорогая, но никуда не еду. Нашу машину украли.
— Как украли? — кричит жена. — Раззява несчастный! Шлемазел! Тебя на один день нельзя оставить!
Кажется, она подала мне идею.
— Да? — говорю я язвительно-спокойным голосом. — А кто велел мне поставить машину на улице? А? То-то же. Бери такси и приезжай домой.
К вечеру нормальная жизнь возвращается в наш мирный дом. Я смотрю новости по телевизору, а жена, уставши с дороги, читает в спальне Агату Кристи. В перерыве на рекламу я захожу её проведать.
— Милый, — говорит она, — вот я лежу и думаю: как это полиция смогла так быстро найти нашу машину?
— Очень просто, — говорю я. — Потому что я подсказал им, где надо искать. Без меня бы они ничего не сделали.
— Какой ты у меня умный! — говорит жена, глядя на меня с любовью. — Сходи на кухню, принеси мне яблоко.
— Конечно, дорогая.
Я отрываю листок бумаги, пишу на нём "яблоко" и иду на кухню.
New Jersey
July 2007