Я от увиденного, впал в шоковое состояние. На ходу скидывая куртку, а так же кроссовки, не думая о последствиях, подлетел к ограждению, и устремился вниз.
Пролетев расстояние с десятиэтажный дом, я солдатиком ворвался в холодную, словно лёд воду, уходя глубоко в её пучину, чтобы через пару мгновений устремится вновь на поверхность.
Вынырнув из воды, я крутил головой, ища хоть намёк на местонахождение девушки, и я его нашёл.
В пяти семи метрах от меня, в пучину уходило уже бессознательное тело девушки.
Терпя жуткие физические и температурные перегрузки, я плыл так быстро как мог в том направлении, чтобы через минуту, уже нырнуть в чёрную осеннюю воду, где все-таки смог добраться до тела девушки.
Схватив её за одежду, я рванул, что было сил обратно на поверхность реки, и уже через какие-то секунды всплыл в месте с бессознательной суицидницей, держа её со спины, начиная плыть к берегу.
Но чем ближе был берег, тем больше я чувствовал слабость во всём теле, от чего я сжимал до скрипа эмали зубы, и упрямо игнорировал тревожные сигналы своего больного тела.
И вот он берег, на который я волоком вытащил девушку, которая уже приходила в себя, и чуть слышно сдавленно кашляла.
Оказавшись на суше, я устало повалился в грязь, слыша признаки жизни спасенной мной девушки, от которых на губах проявилась улыбка, внезапно сменившаяся гримасой боли, что пронзила мою грудь.
В глазах потемнело, а дыхание спёрло. Это последнее, что я успел почувствовать, прежде чем тьма поглотила мой разум.
Очнулся я в кровати, укрытый тонким одеялом. Тело дернулось от нахлынувших последних запечатлённых воспоминаний, и я сбил рукой что-то стоявшее слева от меня.
Раздался грохот, а я услышал женский голос:
— Очнулся. Зовите Ибрагима Филатовича.
— Я в больнице? — Крутил я головой, осматривая комнату, походившую на полевой лазарет, только в здании.
А через минуту, я услышал добродушный мужской голос, который мог принадлежать мужчине преклонного возраста:
— Очнулись голубчик. Знатно вы переполошили тут всех Григорий Александрович. Не ровен час, уже думали службу просить по вам.
Я приподнялся на локтях, и уставился на идущего ко мне пожилого мужчину в странном врачебном облачении.
— Что простите? — Произнёс я, пребывая словно в зыбком тумане.
— Я говорю, хорошо, что богу душу, вы не отдали. А то негоже сударь гимназию под перо подставлять, да Петергофскую канцелярию тревожить понапрасну. Особенно перед визитом сюда нашего благодетеля великого князя Борского.
От услышанного, я впал в некий ступор.
Прибывая всё ещё в лёгком затмении рассудка, я как мог, собрал себя в кулак, и быстро попытался оценить обстановку, и ситуацию, как когда-то меня учил Пёрт.
Незнакомое место, которое выглядит как лазарет, но не одного известного мне медицинского оборудования тут не видно.
Койки совсем не похожи на кровати в обычных больницах, коих я повидал очень много из-за своего заболевания.
Окна высокие где-то два метра в высоту, и очень широкие. Такого уже давно не встретишь в современных, или пост советских постройках.
Из слов пожилого врача, вычленим слова «Гимназия» «Петергоф» а также «Великий князь».
Отсюда становится понятно, что я нахожусь со слов мужчины в гимназии под Петербургом, и сюда едет с проверкой некий князь. Звучит как розыгрыш. Но в моём состоянии, и при моём круге знакомых, таким никто бы не стал заниматься. Особенно после случившегося.
К тому же задействовать такие декорации и актёров, и перевозить меня сюда из, скорее всего реанимации, никто бы не дал.
— Что со мной было? — Нарушил я слегка затянувшуюся паузу.
Старый врач подошёл к моей кровати вплотную и, поджав губы, провёл руками по пышным усам.
— А вы разве голубчик не помните? Вы повздорили с гимназистами сразу по прибытию, а потом, убегая от них, упали со второго этажа. Лёгкое беспамятство — это нормально после падения с высоты, особенно при ударе головой. Так давайте я вас ещё разок осмотрю.
Осмотр длился каких-то пятнадцать минут, и всё это время я делал вид, что все, что тут происходило, было в порядке вещей.
Хотя наличие у меня синяков по всему телу, а также пары шрамов на предплечье правой руки, и я уже не говорю об обращении ко мне другим именем и отчеством. Вообще не в порядке вещей.
Когда врач, и как я понял медсестра, покинули лазарет. Я, щурясь от боли во всём теле встал с кровати, и подошёл к окну, где мне понадобилась вся моя выдержанность и выучка, чтобы не заорать в голос, от того, что на меня в полу прозрачном отражении стекла смотрело совершенно другое лицо.
Глава 2. Первые шаги к осознанию.
За окном была уже глубокая ночь, когда я, лёжа на своей койке, пытался вывести разумное объяснение происходящему.
За это время я удостоверился всеми разумными способами, что я действительно не сплю, и точно бодрствую.
Вход шло всё, вплоть до походов в туалет.
Я причинял себе боль, вызывал чихоту, и не закрывал при этом глаза, дабы проверить особенности физиологии тела. Ведь при открытых глазах человек не может чихнуть, как бы он не старался.
Задерживал дыхание, и считал сердцебиение и пульс. Вызывал головокружение, и тошноту, а также испытывал органы чувств на правильное функционирование.
И все мои опыты так и кричали мне — я не сплю.
Когда я покончил с физиологией, то утомлённый своими изысканиями, я переключился на умственный аспект.
Изначально я тихо вслух говорил на доступных мне языках с разной скоростью произношения. Потом вспоминал эпизоды, из прошлого, стараясь поднять всё в мельчайших подробностях.
После разными способами старался вызывать у себя разные чувства, от грусти и страха, до ярости и радости.
И тут всё говорило мне, что я не сплю и нахожусь в полном здравом рассудке.
Когда я вдоволь наэксперементировался, у меня от всего этого дико разболелась голова, что также подтверждало гипотезу, что я бодрствую.
Но факт оставался фактом. Это было не моё тело, и не моё лицо.
Кстати о лице и теле.
При рассмотрении себя со всех ракурсов, я сделал вывод, что тело могло прибывать в возрасте от шестнадцати до семнадцати лет. Уж больно молодо оно выглядело, но явно миновало первый этап формирования, проходящий в четырнадцать лет.
На деле я теперь выглядел как худой подросток с копной чёрных волос, которые были средней длины и зачесывались на левый бок, явно готовясь вскоре по мере роста, перейти на боковой пробор.
Лицо было худое и слегка острое, но с волевыми строгими чертами лица, правильной симметрии.
Глаза зелёные, скулы высокие. Щёки впалые, а на коже следы зарождения первичной щетины.
Губы правильной пропорции и формы, ни тонкие, как нитки, но и не мясистые, как шмотки мяса.
Шея тонкая, а тело плохо развито, но просматривалась хорошая генетика и предрасположенность к рельефной и уверенной мускулатуре. Хоть и по всем признакам тело принадлежало к типу «Эктоморф».
Также я выяснил, что синяки и ссадины по всему телу, были не только от падения с высоты второго этажа.
Тут явно просматривались как хватательные и ударные движения руками, так и намёки на нанесение ушибов и синяков ногами.
Вот и получалось, что я не спал, но при этом пребывал в другом теле, и как это, возможно, логически объяснить я не мог.
На ум, конечно, лезли мысли из грани фантастики. Неужели я реально умер, и по неведомым мне причинам попал в тело юного парнишки. Размышляя об этом, я вспоминал слова врача, который меня осматривал.
Он явно хоть и косвенно говорил, что от падения они думали, что этот Григорий умрёт. Или он реально умер, упав с высоты получив сильный удар головы об землю, а в момент его смерти, я занял его место.
Я, конечно, много слышал об таких сюжетах в фантастических романах, но поверить, что такое приключилось именно со мной, пока не мог.