Соболева приложила носовой платок к носу и громко всхлипнула. Так громко, что привлекла внимание не только нас с Песцовым, но и мисс Мэннинг, которая встревоженно повернулась к нам, не переставая петь. Песцов засемафорил, что ничего страшного не происходит: обычное дело, поклонница расчувствовалась.
– Извините, Ксения Андреевна, я не хотел вас обидеть, – попытался он смягчить свои недавние слова, готовый на все или почти на все, лишь бы та затихла.
– Не хотели, но оби-идели, – протянула Соболева, старательно дрожа голосом и всхлипывая.
По артистизму сравнения с мисс Мэннинг она не выдерживала: пусть пышная грудь и неравномерно вздымалась, показывая удерживаемые рыдания, но глаза оставались абсолютно сухими, а уж оценивающий взгляд говорил, что внешние события Соболеву занимают куда больше внутренних переживаний.
– Ксения Андреевна, – закружил вокруг нее Песцов, чуть ли не обметая хвостом юбки. Чуть ли – потому что хвоста пока не было, но, судя по тому, что сам Песцов выглядел уже взведенным донельзя, от оборота его удерживала самая малость. – Вы уж простите меня, неразумного. Но когда мисс Мэннинг начинает петь, все иное полностью покидает мою бедную голову. Иначе я ничем не могу объяснить свою грубость по отношению к вам, такой красивой и воспитанной даме. Если я могу что-то для вас сделать, вы только скажите.
Сейчас он действительно был готов на все, лишь бы собеседница заткнулась и прекратила мешать певице. Соболева в последний раз всхлипнула и сказала, манерно растягивая гласные:
– Вы же поговорите с мисс Мэннинг, Дмитрий Валерьевич, о моей маленькой просьбе? Вам это ничего не стоит, а я буду так благодарна, так благодарна…
Платок она не убирала, наверняка готовясь в случае отказа опять пустить его в ход, имитируя страдания. Песцов с тоской посмотрел на сцену, где мисс Мэннинг уже готовилась исполнять следующий номер.
– А почему бы вам самой не поговорить об этом с мисс Мэннинг?
– Дмитрий Валерьевич, да ведь к вашим словам она скорее прислушается, – умоляюще сказала Соболева.
Теперь стало понятно, почему ни ей, ни Песцову не нашлось места в зале: Соболева хотела планомерно его обрабатывать, что было бы невозможно ни в партере, ни в ложах, которые обе оказались забитыми под завязку. Зря я обвинила ее в отсутствии артистизма: как удрученно она извинялась, твердила, что никак не может взять в толк, как так получилось, что совершенно не осталось свободных мест. Впрочем, вполне возможно, что она оставляла, только перед доводами в виде шелестящих купюр или других вариантов убеждения была вынуждена с ними расстаться. Уж очень много желающих оказалось послушать мисс Мэннинг, стулья стояли даже в проходах, а единственный незанятый театральный находился в гримерке. Кресло Соболевой из ее кабинета и то было втащено в одну из лож, и сейчас в нем сидел весьма важно выглядящий господин. Возможно, сам князь Соболев, если вдруг его сюда занесло.
Тем временем вступление проиграли, мисс Мэннинг бросила на нас недовольный взгляд и приступила к исполнению новой арии.
– Так как, Дмитрий Валерьевич?
– Давайте поговорим после концерта, – страдальчески скривился он.
– После концерта вы и думать обо мне забудете, – заскулила Соболева, готовясь опять прикрывать платком несуществующие слезы. – Пообещайте, что попросите мисс Мэннинг, ну что вам стоит, Дмитрий Валерьевич?
– Обещаю, – сквозь зубы выдавил Песцов и раздраженно дернул ухом.
– И сами примете участие.
– Хорошо. Но только если не услышу ни единого слова от вас до окончания концерта.
Он оскалил зубы столь угрожающе, что Соболева аж отпрыгнула, после чего он потерял к ней всякий интерес и опять уставился в восхищении на сцену. Соболева же деловито заозиралась, потом подозвала к себе мужика, в котором я узнала встретившего нас вчера, пусть он одет был уже не на старинный лад, а вполне себе современно. Начальница что-то зашептала своему подчиненному, тот в ответ недовольно забубнил. Она шикнула – наверное, опять пообещала, что уволит, – и ногой притопнула, после чего испуганно покосилась на Песцова, но тот даже не дернулся в ее сторону. Мужик вздохнул, посмотрел укоризненно и куда-то утопал, а его начальница обессиленно прислонилась к стене. Вот так: спиритического сеанса еще не было, а его организаторша утомилась до такой степени, что ноги не держат.
Я в упор не помнила, любила ли я оперу раньше, в той жизни, но в этой искренне наслаждалась вокалом мисс Мэннинг. И не только я: зал завороженно внимал переливам ее голоса, не было слышно даже дыхания, не говоря уже о разговорах или кашле. Песцов так вообще подался вперед, поедая певицу глазами и чуть ли не облизываясь. Магия не действовала только на Соболеву: она явно маялась у стены, вздыхала, поднимала глаза к потолку и шевелила губами. Возможно, подсчитывала прибыль от концерта, а возможно – время, оставшееся до его конца. В любом случае она молчала, что само по себе было замечательно.