– Что-нибудь сладенькое есть? – Севка еще больше вытянул шею, чтобы заглянуть в пакет.
Антон и Лёля тоже попытались изучить принесенную еду и едва не стукнулись лбами.
– Там только сметана и яйца, – извиняющимся тоном сказала Люба. – Сырые. Я сейчас сварю!
Она осторожно поставила пакет на стол и взялась за самую большую кастрюлю. Люба сунула ее под кран, открыла его… и ничего не произошло. Не полилось, не забулькало, даже не зашипело, как обычно бывает, когда отключают воду.
– Странно, – разочарованно произнесла Люба и понесла кастрюлю на место.
– А кран кто будет закрывать? – строго и вместе с тем горестно спросили из-за Любиной спины.
И тут же из крана захлестала вода.
Все разом повернулись к умывальнику.
На его краю сидела Нина Константиновна, заведующая столовой, и старательно закручивала кран. Фантастичность картины заключалась еще и в том, что Нина Константиновна ростом была в полметра, не больше.
– Ииииии, – заверещала на одной ноте Маша, закрывая глаза руками.
– Ни-и-на К-к-константиновна, а чт-т-то с вами? – выдавил из себя Антон.
– А что со мной? – изумилась женщина, и поправила прическу. – Грущу. Все шкафы пораскрыли, все поразбрасывали, кран открыли да бросили…
Из глаз Нины Константиновны брызнули слезы и полились непрерывными струйками.
Пока Антон стоял и размышлял, как на это можно реагировать (честно говоря, больше всего хотелось подставить тазик под слезопад, потому что лужа образовалась приличная), сзади бесшумно подошла Лёля.
– Хозяин-батюшка, сударь домовой, меня полюби да пожалуй, мое угощенье прими, – произнесла она нараспев, протянув Нине Константиновне горбушку хлеба, которую она, видимо, только что стянула из-под ножа Мишки.
Слезы завстоловой немедленно высохли.
– Соленая? – спросила она.
Лёля только кивнула.
– Ой, хорошо! – обрадовалась она и принялась лопать горбушку так, будто ее месяц не кормили.
– Это не Нина Константиновна… – сообразил Антоха.
Лёля кивнула.
Теперь было видно, что «оно» очень похоже на заведующую, но не совсем. Сбивали с толку точно такие же прическа, передник и голос. Но при ближайшем и более спокойном рассмотрении обнаружились большие волосатые руки и крупные мужские черты лица.
Все столпились вокруг стола и смотрели на непонятное существо. Только Мишка позорно спрятался за широкими Любкиными плечами.
– Это домовой? – тихо спросила Люба.
– Я Столово́й, – сообщило существо и облизнулось. – За горбушку спасибо. Есть захотите, зовите. С холодильниками я договорюсь, они пока без электричества поработают.
– Как? – воскликнул Севка. – Это невозможно!
– Хех, – только хмыкнул Столовой.
– А свет? – спросила Лёля. – Может, вы и свет сделаете без электричества?
– Зачем? – удивился Столовой. – Свет мне не нужен…
И растворился в воздухе.
После перекуса ситуация показалась не такой уж безнадежной. Только Маша продолжала дуться, но при ее впалых щечках это не слишком получалось. Люба сидела чуть позади нее, и, казалось, вот-вот начнет гладить Машины блестящие черные волосы и приговаривать: «Все будет хорошо, все как-нибудь образуется…»
Севка был полностью нейтрализован холодильником, который работал без электричества – причем по всем холодильниковым правилам периодически взрыкивал, гудел пару минут, а затем успокаивался. Севка сначала долго в холодильнике ковырялся, потом тихо сел писать формулы, но зато потом превратился в ураган. Он метался по столовой, размахивая сорванными с носа очками и тряся головой.
– Это противоречит! Он невозможен! И если мы отменим второй закон, то придется отменять и первый! И третий! А это конец! Вы понимаете? Это катастрофа!
– Почему? – спросил Антон.
Севка подлетел к нему и прошипел прямо в лицо:
– Потому что это фундаментальный закон, понимаешь? Рухнет фундамент – рухнет все! Вечный двигатель невозможен – и точка. А если он здесь возможен, то нам всем крышка, потому что это не наш мир, не наша вселенная и все наши законы тут не работают!
– Нам всем кры-ы-ышка, – опять завыла Маша, уловив в Севкином монологе главное.
Лёля только страдальчески заломила руки.
– Хорошо, Сев, ты только не горячись, – сказал Антон, вспомнив, что он тут главный. – Ну а если наши законы тут не работают, то, наверное, работают какие-то другие… Ты можешь узнать какие?
– Ха! Ха! Ха! – сказал Сева, – чтоб это понять, нужно быть Эйнштейном. «Понять»! Да я даже представить себе такое не могу, а ты говоришь «понять»!