И тут все пирожки, так подло ускользавшие из дрожащих рук, вдруг взлетели в воздух. От них мигом отстали пыль и грязь. Будто только что вынутые из печки, они снова запылали жаром и аккуратно сложились в корзину.
— Худшие слова для защитника, — ответил на последнюю фразу Эсташ, стоило мне взглянуть на него.
Мужское лицо казалось по обыденному спокойным, а голос звучал привычно ровно. Он просто констатировал факт, без мелочных обид и оправданий. Признавал за мной право именно так описать случившееся и даже брал вину на себя. А я вдруг осознала, что его глаза вовсе не серые. Вблизи их оттенок был подобен темному аквамарину — необычный и очень редкий цвет.
Пока старалась взять себя в руки, отвлечься от созерцания его лица, напомнить себе о произошедшей ситуации, подобрать верный ответ, защитник поднял корзину и склонил на прощание голову.
— До свидания, Мариона. Если позволите, я сам передам Олайошу ваш подарок.
Он отвернулся, пошел дальше по коридору, а потом исчез за дверью учительской Аллара, и только тогда я смогла вымолвить: «Простите».
— Старый сводник, — устало выдохнул тен Лоран, закинув за голову руки и рассматривая потолок небольшой комнаты.
— А что я, — жуя третий по счету пирожок, отвечал Олайош, — я тебя спасал. Ты представь, сколько девиц сейчас в кабинет магической защиты одна за другой пробрались. То-то они удивились, увидев друг друга. Дряни приворотной в тебя немало впихнули, наверное больше, чем самой еды.
— Ты послал письмо, точно рассчитав время, чтобы я столкнулся с Марионой в коридоре.
— Ну столкнулся, ну бывает. Лучше с одной, чем с полком девиц. В башнях отныне, друг мой, столько хорошеньких гимназисток, что только успевай отбиваться. Они лишь с виду идеальные, а вот здесь, — Аллар постучал себя по голове, — ветер дует. Какие только мысли не появляются в милых головках при виде красивого мужчины и каких только мыслей ему не приписывают, пусть их даже в помине нет. Не заслужили они поцелуев защитника, а вот Маришка заслужила. Сгорел бы приворот без всяких последствий, но и впустую, а тут вышло девочке лечение. Что ты у нее забрал?
— Боль, обиду и страх. Неуверенность и отвращение.
— Сколько всего! Ты мне ребенка насмерть не зацеловал?
— Вовремя остановился.
— Тогда отлично все получилось, — Аллар потер руки. — Ведь обвязали сердечко, как паутина. Я ж смотрю, три года она в академии, парнишки вокруг вьются, а малышка их ближе друзей не подпускает. Теперь не будет избегать мужчин, которые ей зла не желают.
— Олайош.
— Что?
— Не делай так больше. Никакого сводничества.
Эсташ убрал руки и опустил голову, посмотрев прямо в глаза старому другу.
В первый миг Аллара обожгло. Олайош дернулся и сглотнул, потянул за ворот, освобождая больше места для вдоха. Секунда паники, когда хотелось дернуться и сбежать, а потом он склонил голову, давая обещание. Ни противостоять, ни сопротивляться арис не мог. Пусть в нем самом текла кровь защитников, но выше всегда стояли те, в ком не было ничего от людей, кто обладал чистой силой.
— Зря ты так, — прохрипел он, когда отпустило, — Славная девочка. Сам бы женился.
Эсташ коротко качнул головой.
— Что ты сразу в отказ? Заодно и семье поможешь. Богатая невеста прямо под боком.
— У меня есть брат, Олайош, он и женится ради семьи, — на миг замолчав, защитник добавил, — в свое время.
— Ох уж эти предания, Эсташ. Забудь. Они устарели. Наследник неизмененной крови, прямой потомок Царима и прочее, прочее. Да сколько уже веков прошло!
— Сколько бы ни прошло, — возразил защитник. — Разве я — учитель, Олайош? Но время циклично и круг повторяется, и вот я снова здесь, в башнях Царима.
— Как на мой взгляд, то нужда заставила. Самая обычная, которая и прочих людей касается, не одного тебя. Ты лечишь тех, у кого нет иных шансов на спасение, но взамен ничего не просишь. Одно дело, если делаешь это по службе или в казармах, когда за работу хотя бы регулярно еду дают, но твоей семье этого мало. Им приходится вращаться в высшем обществе, им нужны деньги, а ты — глава рода.