— Могло попасть с пищей, в гимназии такое случается, — невозмутимо парировал тен Лоран, вытягивая руку в сторону двери. — Прошу в класс.
— Не пойду! — ни с каким другим преподавателем я бы не позволила себе так упорствовать и вести себя без должного почтения, но в присутствии Эсташа все во мне переворачивалось. Я даже грубила ему с огромным удовольствием. И еще бы разок толкнула за эту невозмутимую физиономию. Почему он и на грубость не реагирует как любой нормальный человек?
— Не пойду, — повторила, чуть не притопнув от досады, — мне плохо, а вы не пускаете в лазарет. Мне нужен осмотр специалиста и лекарство.
— Вас нужно освободить от последствий воздействия лекарства, тэа, но процедура неприятная, рекомендую просто подождать.
Я уперла руки в бока и с вызовом посмотрела защитнику в глаза. И кто бы мне объяснил, почему спокойно-равнодушный взгляд в ответ на все мои провокации, на это детское, но такое вызывающее непослушание, на обман, в конце концов, вызвал затаенную боль. Он слишком взрослый и слишком воспитанный, чтобы выходить из себя, чтобы даже просто сказать: «За вашу ложь вы будете наказаны». Так все учителя говорят, даже самые сдержанные и стойкие, даже самые вежливые. А от преподавательницы хороших манер фразу о наказаниях я слышу через урок. И в таких случаях сразу ясно, что человека проняло, зацепило. Почему же он не как все?
На долгий контакт «глаза в глаза» не достало моральных сил. Этот его прямой взгляд обладал непостижимо мощным воздействием, и я не смогла выдержать, отвернулась первой.
— Урок начался, тэа, — негромко заметил Эсташ, когда по коридорам пролетел мелодичный звон колокольчика, — заходите.
А если рвануть сейчас в сторону и помчаться к лестнице и дальше по ступенькам, он ведь все равно поймает? Пусть руки его сейчас опущены, обманчиво расслаблены, однако точно знаю, что вернуть меня обратно не будет стоить защитнику никаких усилий. Но как же стыдно станет мне потом за столь нелепую выходку. А еще хуже, если не сделает попытки остановить.
Не передать, с каким разочарованием и стыдом я входила обратно в зал. Девушки были заняты веселой возней, а ассистент пытался призвать их к порядку и выстроить. Но когда вошел тен Лоран, все мгновенно успокоилось. Произнесенные тихим тоном слова, обращенные ко мне, наверное, услышали все. Была у тен Лорана такая особенность — четко выговаривать слова. Даже нашего директора, который обычно говорил громко, но имел привычку глотать окончания фраз и торопливо излагать свои мысли, понять бывало сложнее.
— Присядьте на скамью, тэа Эста. Приступите к занятиям, когда почувствуете себя лучше, — а сам направился в центр зала, на ходу натягивая перчатки, дополнявшие тренировочный костюм преподавателя.
— Маришка, — тихонько окликнула Селеста, когда остальные девочки потянулись послушной стайкой за защитником, — что с тобой?
— Плохо стало, слабость накатила, — пробурчала в ответ, — а он в лазарет не пустил. Сам посмотрел. Хотя откуда ему знать, больна я или нет?
— Слушай, а может он родственник?
— Чей?
— Ну одного военного врача. Известный такой, тоже фамилия Лоран. Мне дядя о нем рассказывал. Он общался с самим командиром Этьеном, а тот упомянул, сколько его гвардейцев с того света вытащил некий Лоран.
— Как это связано?
— Ну так. Вспомни нашу ассистентку на магическом плетении, она тоже любит притворяться светочем науки, а сама просто нахваталась по верхам за время общения с плетуньей. Теперь мнит себя экспертом.
— Не знаю, — я вздохнула.
— Нет, ну сам он быть врачом не может. Это сколько лет нужно учиться, потом работать, чтобы получить звание лекаря, да еще военного. Без долгой практики не дадут. А он-то учитель. Я, кстати, вообще раньше не слышала, чтобы представители высшей аристократии где-то работали.
— Сеша, — прервала я рассуждения подруги, — ты иди на тренировку, а я еще чуть-чуть посижу.
Урок начался с краткого опроса на тему защитных и ограждающих заклинаний. Теорию многие из нас знали средненько, старый профессор защитной магии так невнятно объяснял уроки, хотя, бесспорно, превосходно знал тему, что мы частенько дремали во время занятий. Спрашивал он на экзаменах все по делу, но списать у него не представляло труда. Еще был туговат на ухо, и порой достаточно было уверенно городить какую-то ерунду, обильно сдабривая ее громкими словосочетаниями «Магическая защита». Старичок добродушно кивал и улыбался нам, но знаний это не прибавляло. Неудивительно, что к третьему курсу — началу практики, — заслуженного профессора (ответственного лишь за преподавание в женском крыле, в мужском требования были гораздо строже) отправили на покой.