Из неё вышли двое, и у самой воды произошёл у них короткий разговор, - говорил только один - резко и повелительно, другой глядел на полноводную, тихую, тёмную реку. За чащами Крестовского острова, в ночной синеве, разливалась весенняя заря.
Затем эти двое наклонились над лодкой, огонёк спички осветил их лица. Они вынули со дна лодки свёртки, и тот, кто молчал, взял их и скрылся в лесу, а тот, кто говорил, прыгнул в лодку, оттолкнулся от берега и торопливо заскрипел уключинами. Очертание гребущего человека прошло через заревую полосу воды и растворилось в тени противоположного берега. Небольшая волна плеснула на боны.
Спартаковец Тарашкин, «загребной» на гоночной распашной гичке, дежурил в эту ночь в клубе. По молодости лет и весеннему времени, вместо того чтобы безрассудно тратить на спаньё быстролётные часы жизни, Тарашкин сидел над сонной водой на бонах, обхватив коленки.
В ночной тишине было о чём подумать. Два лета подряд проклятые москвичи, не понимающие даже запаха настоящей воды, били гребную школу на одиночках, на четвёрках и на восьмёрках. Это было обидно.
Но спортсмен знает, что поражение ведёт к победе. Это одно, да ещё, пожалуй, прелесть весеннего рассвета, пахнущего острой травкой и мокрым деревом, поддерживали в Тарашкине присутствие духа, необходимое для тренировки перед большими июньскими гонками.
Сидя на бонах, Тарашкин видел, как пришвартовалась и затем ушла двухвёсельная лодка. Тарашкин относился спокойно к жизненным явлениям. Но здесь показалось ему странным одно обстоятельство: двое высадившиеся на берегу были похожи друг на друга, как два весла. Одного роста, одеты в одинаковые широкие пальто, у обоих мягкие шляпы, надвинутые на лоб, и одинаковая остренькая бородка.
Но в конце концов в республике не запрещается шататься по ночам, по суху и по воде, со своим двойником. Тарашкин, наверно, тут же бы и забыл о личностях с острыми бородками, если бы не странное событие, происшедшее в то же утро поблизости гребной школы в берёзовом леску, в полуразвалившейся дачке с заколоченными окнами.
4
Когда из розовой зари над зарослями островов поднялось солнце, Тарашкин хрустнул мускулами и пошёл во двор клуба собирать щепки. Время было шестой час в начале. Стукнула калитка, и по влажной дорожке, ведя велосипед, подошёл Василий Витальевич Шельга.
Шельга был хорошо тренированный спортсмен, мускулистый и лёгкий, среднего роста, с крепкой шеей, быстрый, спокойный и осторожный. Он служил в уголовном розыске и спортом занимался для общей тренировки.
- Ну, как дела, товарищ Тарашкин? Всё в порядке? - спросил он, ставя велосипед у крыльца. - Приехал повозиться немного… Смотри - мусор, ай, ай.
Он снял гимнастёрку, закатал рукава на худых мускулистых руках и принялся за уборку клубного двора, ещё заваленного материалами, оставшимися от ремонта бонов.
- Сегодня придут ребята с завода, - за одну ночь наведём порядок, - сказал Тарашкин. - Так как же, Василий Витальевич, записываетесь в команду на шестёрку?
- Не знаю, как и быть, - сказал Шельга, откатывая смоляной бочонок, - москвичей, с одной стороны, бить нужно, с другой - боюсь, не смогу быть аккуратным… Смешное дело одно у нас навёртывается.
- Опять насчёт бандитов что-нибудь?
- Нет, поднимай выше - уголовщина в международном масштабе.
- Жаль, - сказал Тарашкин, - а то бы погребли.
Выйдя на боны и глядя, как по всей реке играют солнечные зайчики, Шельга стукнул черенком метлы и вполголоса позвал Тарашкина:
- Вы хорошо знаете, кто тут живёт поблизости на дачах?
- Живут кое-где зимогоры.
- А никто не переезжал в одну из этих дач в середине марта?
Тарашкин покосился на солнечную реку, почесал ногтями ноги другую ногу.
- Вон в том лесишке - заколоченная дача, - сказал он, - недели четыре назад, это я помню, гляжу - из трубы дым. Мы так и подумали - не то там беспризорные, не то бандиты.
- Видели кого-нибудь с той дачи?
- Постойте, Василий Витальевич. Их-то я, должно быть, и видел сегодня.
И Тарашкин рассказал о двух людях, причаливших на рассвете к болотистому берегу.
Шельга поддакивал: «так, так», острые глаза его стали, как щёлки.
- Пойдём, покажи дачу, - сказал он и тронул висевшую сзади на ремне кобуру револьвера.
5
Дача в чахлом берёзовом леску казалась необитаемой, - крыльцо сгнило, окна заколочены досками поверх ставен. В мезонине выбиты стёкла, углы дома под остатками водосточных труб поросли мохом, под подоконниками росла лебеда.
- Вы правы - там живут, - сказал Шельга, осмотрев дачу из-за деревьев, потом осторожно обошёл её кругом. - Сегодня здесь были… Но за каким дьяволом им понадобилось лазить в окошко? Тарашкин, идите-ка сюда, здесь что-то не ладно.