– Нет. Вон там. Садись вон там. – Я показал на длинную отмель неподалеку от города.
Сири не хотела спускаться, но все-таки уступила. Я нашел глазами большой валун, убедился, что рюкзак все еще там, и вылез из глиссера. Сири перегнулась через сиденье и притянула к себе мою голову.
– Марин, любовь моя.
Ее теплые губы звали и манили, но я ничего не чувствовал, мне словно сделали анестезию. Я шагнул прочь от глиссера и махнул рукой, чтобы она улетала. Сири откинула назад волосы и смотрела на меня зелеными глазами, полными слез. Машина поднялась, развернулась и устремилась на юг, сверкая в лучах восходящего солнца.
«Погоди. Минуточку», – чуть не выкрикнул я. Потом уселся на скалу, обнял руками колени и несколько раз надрывно всхлипнул. Наконец я поднялся, зашвырнул лазерное перо подальше в волны, вытащил рюкзак и высыпал содержимое на землю.
Соколиный ковер пропал.
Я снова сел на камень. Сил не осталось ни чтобы плакать, ни чтобы смеяться, ни чтобы куда-то идти. Солнце поднималось все выше. Когда через три часа большой черный глиссер корабельной службы безопасности тихо опустился на отмель, я так и сидел там.
– Отец? Отец, уже поздно.
Поворачиваюсь. Позади стоит Донел, облаченный в синие с золотом одежды советника Гегемонии. На красной лысине блестят капельки пота. Моему сыну сорок три года, но выглядит он гораздо старше.
– Пожалуйста, отец.
Киваю и поднимаюсь на ноги, отряхиваю со штанов землю и травинки. Вместе мы подходим к входу в гробницу. Толпа придвинулась ближе. Люди беспокойно переминаются с ноги на ногу, скрипит белый гравий.
– Мне пойти с тобой, отец?
Я смотрю на пожилого незнакомца – своего сына. Он почти ничего не унаследовал ни от меня, ни от Сири. Дружелюбное румяное лицо, раскрасневшееся после долгой ходьбы. Я чувствую в нем открытость и прямодушие, которые некоторым заменяют ум и сообразительность. Невозможно сравнивать этого лысеющего тюленя с Алоном – молчаливым, темноволосым Алоном, с его сардонической усмешкой. Но Алон умер тридцать три года назад. Погиб в глупой стычке, которая не имела к нему никакого отношения.
– Нет. Я войду туда один. Спасибо, Донел.
Он кивает и отодвигается. Над головой у застывшей толпы хлопают на ветру флаги. Поворачиваюсь к гробнице.
Вход запечатан. Его можно открыть, приложив к замку ладонь. Нужно просто дотронуться до датчика.
Последние несколько минут я сидел на солнце и фантазировал. Эти фантазии были свободны от грусти, вызванной теми событиями, первопричиной которых стал я сам. Сири не умерла. Лежа на смертном одре, она созвала докторов и немногочисленных техников, и они восстановили старую анабиозную камеру, одну из тех, что колонисты использовали во время космического перелета двести лет назад. И сейчас Сири просто спит. Мало того, к ней волшебным образом вернулась юность. Я разбужу ее, и это будет та Сири, которую я помню по нашей первой встрече. Мы вместе выйдем на солнечный свет и, когда портал откроется, первыми пройдем сквозь него.
– Отец?
– Да.
Делаю шаг вперед и кладу ладонь на дверь усыпальницы. Стрекочут моторы, и белая каменная панель отъезжает в сторону. Нагнувшись, я вхожу в гробницу Сири.
– Черт, Марин, закрепи тот конец, пока тебя не снесло за борт. Скорее!
Я поспешно выполнил приказ. Мокрую веревку страшно трудно было сбухтовать и еще труднее закрепить. Сири с отвращением покачала головой, наклонилась и сама одной рукой завязала булинь.
Наше пятое Воссоединение. Я опоздал – три месяца назад она отметила свой день рождения. На празднество собралось более пяти тысяч гостей. Президент Альтинга сорок минут зачитывал поздравительную речь. Поэт декламировал свои последние любовные сонеты. Посол Гегемонии подарил памятную грамоту и новенький батискаф с термоядерным двигателем, таких на Мауи Заветной еще не было.
У Сири было восемнадцать кораблей. Ей принадлежал флот из двенадцати быстрых катамаранов, которые сновали с товарами между странствующими островами архипелага и Родными островами. Две прекрасные гоночные яхты, которые выходили в море лишь дважды в год – чтобы выиграть регату Основателей и Заветную гонку. И еще четыре старые рыбацкие лодки – непритязательные и нескладные суденышки в хорошем состоянии и на плаву.
Теперь эта флотилия пополнилась еще и батискафом. Но мы отправились в плавание на старой посудине под названием «Джинни Пол» и вот уже почти неделю рыбачили вдвоем на отмелях в экваториальных водах. Забрасывали и тянули сети, расхаживали по трюму, заваленному вонючей рыбой и хрустящими под ногами трилобитами, боролись с волнами, снова забрасывали и тянули сети, по очереди несли вахту и в редкие минуты затишья засыпали, как усталые дети. Мне еще не исполнилось двадцати трех. Я считал себя человеком, привыкшим к тяжелому труду, – на «Лос-Анджелесе» приходилось много работать, к тому же почти каждую смену я по часу занимался на тренажере с силой тяжести в 1,3 g. Но теперь мои руки и спина нестерпимо ныли, ладони покрылись мозолями и волдырями. Сири только что исполнилось семьдесят.