– Передатчик мультилинии, – вмешалась в разговор Ламия.
Консул смерил ее взглядом.
– Передатчик мультилинии – это ящик размером с дом, – пояснил Кассад.
Ламия пожала плечами:
– И все же в словах Мастина есть смысл. Будь я на месте Консула… будь я среди нескольких тысяч обитателей личных космических кораблей – нескольких тысяч на всю эту треклятую Сеть… я бы непременно позаботилась, чтобы в случае необходимости его можно было вызвать. Эта планета слишком примитивна, чтобы полагаться на ее коммуникационную сеть, ионосфера не годится ни к черту, а когда начинается какая-нибудь заварушка, первым делом сбивают спутники связи… Я бы связывалась со своим кораблем по мультилинии.
– А размеры передатчика? – осведомился Консул.
Ламия Брон посмотрела ему прямо в глаза.
– Гегемония пока еще не может построить портативный передатчик мультилинии. Но говорят, что Бродяги – могут.
Консул улыбнулся. Где-то внизу раздался скрип, завершившийся металлическим ударом.
– Оставайтесь на местах, – приказал Кассад, сорвал с пояса «жезл смерти» и, выключив тактическим комлогом лучевое ограждение, исчез на лестнице.
– Если не ошибаюсь, для нас наступил комендантский час, – сказал Силен. – Теперь здесь господствует Марс.
– Заткнись, – бросила ему Ламия.
– Вы думаете, это Шрайк? – спросил Хойт.
Консул поморщился.
– Шрайку не нужно бряцать оружием на лестницах. Он может просто появиться… здесь.
Хойт покачал головой:
– Я имел в виду, что именно из-за Шрайка вокруг никого нет. И эти следы бойни…
– Жители могли покинуть свои деревни после приказа об эвакуации, – возразил Консул. – Никому не хочется встречаться с Бродягами. А ССО окончательно вышли из-под контроля. И следы вполне могут оказаться делом их рук.
– А где же тела убитых? – осведомился Силен. – Вы принимаете желаемое за действительное. Наши отсутствующие хозяева, жившие там, внизу, теперь украшают своими телами стальное дерево Шрайка. На котором вскорости окажемся и мы.
– Заткнись, – устало произнесла Ламия Брон.
– А если я не замолчу, – осклабился поэт, – вы, мадам, пристрелите меня?
– Обязательно.
Никто больше не проронил ни слова, пока не возвратился Кассад. Включив лучевое ограждение, он повернулся к своим спутникам, расположившимся на ящиках и кусках пенолита.
– Пустяки. Несколько стервятников – их, кажется, называют здесь предвестниками – влетели через разбитые стеклянные двери в зал и как раз завершали пиршество.
Силен хмыкнул:
– Предвестники. Очень подходящее название.
Кассад со вздохом сел на одеяло и, прислонившись к ящику, принялся неторопливо есть. Комнату освещал единственный фонарь, захваченный на ветровозе, и в дальних от балконной двери углах по стенам начали взбираться тени.
– Наша последняя ночь, – заметил он. – Осталось рассказать еще одну историю. – И полковник взглянул на Консула.
Консул, комкавший в кулаке клочок бумаги с нацарапанной на нем цифрой «7», облизал сухие губы:
– Зачем? Цель нашего паломничества теперь недостижима.
Все недоуменно поглядели на него.
– Что вы имеете в виду? – спросил отец Хойт.
Консул смял бумажку и швырнул ее в угол.
– Чтобы Шрайк исполнил чью-то просьбу, количество паломников должно выражаться простым числом. Нас было семеро. После… исчезновения Мастина осталось шесть. Теперь мы идем на смерть без всякой надежды на то, что наше последнее желание будет исполнено.
– Предрассудки, – буркнула Ламия.
Консул вздохнул и потер висок:
– Да, возможно. Но это была наша последняя надежда.
Отец Хойт указал на спящего ребенка:
– А Рахиль не может быть седьмой?
Сол Вайнтрауб погладил бороду:
– Нет, не может. Паломник должен прийти к Гробницам по собственной воле.
– Но она однажды уже сделала это, – продолжал Хойт. – Может быть, этого достаточно?
– Нет, – ответил Консул.
Мартин Силен, что-то писавший в блокноте, встал и зашагал по комнате:
– Господи, да посмотрите вы на себя со стороны! Какие там к черту шестеро паломников, нас тут целая армия! Вот вам Хойт с его крестоформом, содержащим в себе дух Поля Дюре. Наш «получувствующий» эрг вот в этом ящичке. Полковник Кассад, вспоминающий Монету. Госпожа Брон, если верить ее рассказу, несущая в себе не только нерожденного ребенка, но и покойного поэта-романтика. Наш ученый с младенцем, которым была когда-то его дочь. Ваш покорный слуга – со своей музой. Консул, тоже прихвативший в этот безумный поход хрен знает какой багаж. Бог мой, братцы, да наша компания должна была получить обалденную скидку!