Тем временем человек в цилиндре понимал, что всякое описание или событие должно либо продвигать сюжет, либо раскрывать характеры персонажей, поэтому слушал внимательно. Как знать, быть может, это и есть его шанс. Неприятно было думать, что, пройдя так много, он, по сути, остался на том же месте. Или хуже, вернулся к тому, с чего начал. Круг замкнулся. Он по-прежнему бесполезный персонаж: без имени, истории и сюжета.
Кругом создаются, рушатся, расцветают и увядают истории. Возможно, так и сформируется новая. Или тоже растечётся, развеется на ветру, обратится в дым, не обретя чёткий контур.
— Сколько я себя помню, я всегда был реалистом. Да и как им не быть? Чем бы мы ни занимались, мы так или иначе повествуем о реальности, в том или ином её аспекте. И наше творчество, каким бы фантасмагорическим оно ни казалось, — тоже часть реальности. От этого никуда не скроешься. Прихожу я, бывало, в лесную чащу, приступаю к работе, и тут — набегают сатиры, налетают амуры, выплывают сирены, — ну что ты будешь делать?! Приходится зарисовывать всё, как есть, — сетовал тем временем художник. — И тогда я решил, что всё, хватит. И решил попробовать свои силы в кубизме. Но прежде у меня никогда не было подходящих натурщиц. Я опубликовал объявление, пришли многие. Всё было не то. И тут пришла она. Нимфа. Красотка. Чаровница. С квадратной грудью, прямоугольными зубами и треугольными глазами. С манящими бездонными ноздрями на половину лица. Геометрически идеальная. Кубически разложенная. Красота неописуемая! Злые языки говорили, что она пришла в живопись через пастель Пикассо, но это было для меня не важно. Я старался никогда не расспрашивать её о том, что было до меня…
— И что потом? — поинтересовался человек в цилиндре.
— А потом… — художник вздохнул. — Потом она ушла от меня в поп-арт…
— Сочувствую. Но, во всяком случае, у тебя есть своя история. А у меня её нет. Я просто возник здесь, и с тех самых пор скитаюсь как неприкаянный… — сняв и протерев свой монокль, человек в цилиндре водрузил стекляшку на место и пересказал события, свидетелем которых ему пришлось быть, вплоть до приземления в кресло. — …А потом ты ответил мне, что она ушла от тебя в поп-арт. После чего я ответил тебе…
— Спасибо, я знаю, что ты ответил, — заверил кубореалист. — Ну, так или иначе, мне кажется, что твоя проблема надуманна. Ко всему нужно относиться проще. По сути, ты встрял в такое большое количество историй… К лучшему или к худшему, ты повлиял на многие жизни и судьбы, чему-то научил других и что-то вынес сам. Всё это время именно ты находился в фокусе повествования. Ты был главным героем истории, и вся эта история была о тебе.
— Обо мне? — растерянно поправив цилиндр, промолвил скиталец, а монокль даже выпал у него из глаза.
— Ну, а о ком же ещё?! — настаивал художник. — Может быть, сюжета в традиционном понимании в твоей истории не было. Но сама история, так или иначе, несомненно, была. Так что, если хочешь, на этом можешь считать свои поиски завершёнными.
— Нет, нет и нет! — с возмущением сотряс тростью человек в цилиндре. — Так не пойдёт! Это было бы слишком просто, формально и наигранно. Нечестно и по отношению ко мне, и по отношению к читателю. Мне хотелось бы для себя какой-то пусть даже и не особенно замысловатой, но своей, отдельно прописанной истории.
— В этом-то и заключается твоя проблема. Ты слышишь, но не слушаешь. Ты смотришь, но не видишь. Всего минуту назад ты был разбит горем из-за того, что у тебя нет никакой истории вообще, а теперь начинаешь крутить носом, желаешь выбирать, начинаешь чего-то хотеть и требовать. История есть. Она самобытная, достаточно интересная и целостная. Но просто лично тебя она не устраивает. Ты желаешь чего-то другого, чего-то менее очевидного. А это уже другой момент. Тут включается твоя вкусовщина. И если ты сейчас пройдёшь мимо, то не потому, что тебя кто-то гонит, не потому, что у тебя нет другого выхода, а просто из-за собственного решения. Здесь есть вступление, конфликт, завязка, развитие, кульминация, развязка, заключение и даже факультативная композиция. А тебя, видите ли, не устраивает. Ах, извините!