Но поскольку Юл был человеком бессердечным, он справедливо считал именно желудок той частью своего организма, которая отвечала за нежные чувства, душевные привязанности и даже ностальгию.
Однако теперь сердце дало о себе знать настолько остро, что Юл отложил плазмомет и прикрыл глаза, концентрируясь на собственных ощущениях. Прошло секунд пятнадцать, и лишь потом неприятные ощущения плавно улеглись. Так что у сталкера немедленно возникло острое желание вновь взять в руки плазмомет и проверить связь этих двух обстоятельств — оружия и порождаемой им боли в груди.
Сказано — сделано. В следующую минуту Штурман вновь сжимал в руках рифленую рукоять и ложе короткого, широкого ствола.
— Можешь оставить его себе, — не поднимая плоской головы, сказал Док, целиком поглощенный процессом синтеза концентрата будущей «энергии» небывалой прежде силы прихода. — Вы, жидкие, даже будучи взрослыми, подобны своим маленьким дублям — не можете жить без игрушек.
Наконец опытный образец эликсира был готов, и теперь робот медленно поворачивал голову на триста шестьдесят градусов, внимательно оглядывая свое переносное лабораторное хозяйство в поисках какого-то редкого реактива.
— Какие-то проблемы? — с трудом выдавил из себя Штурман, которому теперь казалось, что вся его левая половина груди горит, будто ее неустанно долбят невидимыми раскаленными клювами бешеные петухи!
— Проблемы будут у тебя, если твое органическое вещество в сочетании с техническими маслами окажется пустышкой, неспособной вставить даже банкомату, — бесстрастно пообещал робот. — В данный момент я размышляю над выбором одного из ингибиторов.
Чтобы не утратить способность трезво соображать, Юл вновь отложил плазмомет, теперь уже почти прижав его к бедру. Но зазор между оружием и телом все же оставил, и потому боль стала понемногу утихать.
— Ингибиторов? — переспросил он удивленным тоном, прикидываясь дурачком.
Неужели этот изувер догадался о том, какими последствиями грозит употребление стальными утробами его алчущих кайфа собратьев коктейля «Пирене по-казантипски»?
— Разумеется, — проскрипел робот. — Необходимо на шестнадцать процентов смягчить конечный результат щелочным композитом. Твой концентрат оказался излишне токсичен. Там есть определенные жирные кислоты, состав которых я пока не сумел с точностью идентифицировать. Это ведь жидкость растительного происхождения? На Казантипе растений такой системы нет.
— Еще бы, — кивнул Штурман, к которому уже вернулось более-менее комфортное состояние организма, а значит, и способность соображать. — Это очень дорогое средство, земляной лотос с архипелага Гулаг, абсолютный эксклюзив.
— Гм, — совсем по-человечьи хмыкнул Док. — Никогда не слыхал о таком архипелаге, Никак.
— Как ты меня назвал? — озадаченно пробормотал Штурман.
— Ты сам так назвался, — ответил робот, деловито вытряхивая в опытный котел с четырьмя отводными кранами и вентилями какой-то тяжелый, плотно слежавшийся порошок ядовито-оранжевого цвета. — Никто по имени Никак Шурфокопатель КШК-98 передал мне эту информацию о тебе. Он, часом, ничего не напутал? За ним такое водится. У него мотор всегда бежит впереди колес, торопыга нелогичный.
«Странно, что-то я ничего не слышал, хотя вроде бы никуда не отлучался из этой кухни дьявола», — подумал Штурман.
А впрочем, у механоидов существуют разные системы обмена информацией! Например, радио… Ведь его собственный радиоимплантат сейчас выключен. Был бы включен — он, скорее всего, перехватил бы разговор механоидов. Расшифровать, возможно, и не смог бы, но сам факт радиообмена был бы замечен.
«Включить его, что ли? Нет, поберегу энергию пока».
— Ты не ошибся, — подтвердил Штурман. — Я и есть Никак. А полное имя — Никак Никакиевич Никакой.
— В самом деле? — без тени удивления осведомился робот. — Вам, жидким, при создании дают очень странные и вдобавок избыточно длинные имена!
— У нас в деревне такая традиция. Двадцать четыре двора — и все Никакие, — осклабился Штурман, никогда не упускавший случая позабавиться.
— Мне больше по душе аббревиатуры, — безразличным тоном заметил Док. — Ну что же, пора испробовать наше варево!
Но не успел Штурман и рта раскрыть, как в двери бокса сунулся ковшом взволнованный, если только это можно сказать о бездушном стальном механоиде, Шустрый, он же Шурфокопатель Казантипский КШК-98.
Док без лишних церемоний сунул ему в ковш опытный котел и бесцеремонно уселся туда сам, с легкостью подтянув свои шасси на почти метровую высоту.
Штурману места подле себя он не предложил, да Юл, откровенно сказать, и не стремился к такой чести.
— Оставь свою игрушку здесь, — велел Док, указывая на плазмомет.
«Вот иезуит!»
— Мои собратья — народ нервный, а сейчас вдобавок ко всему пребывают в недовозбужденном состоянии, — пояснил робот. — У вас это называется абстинентный синдром. Могут произойти нежелательные эксцессы. Например, тебе оторвут голову. А это, как мы с тобой уговорились, пока преждевременно.
Сообщество автодорожных механоидов-наркоманов встретило появление Дока с котлом в обнимку восторженным ревом двигателей и гудением клаксонов.
На Штурмана большинство не обратило внимания. Лишь один здоровенный гусеничный погрузчик Т-301 угрожающе замахнулся на чужака жутковатым приспособлением, похожим на стальную руку с подвижными «пальцами» от указательного до безымянного, изогнутыми и заостренными, как лапа грифа.
На производстве такие клешни называются прозаично — Захват Промышленный. Его используют для перемещения грузов, для уборки индустриального мусора и отходов. А также — для перемещения каменных валунов и прочих объектов нестандартной формы. При желании Т-301 вполне мог перерезать Юла пополам своими изогнутыми зубьями.
Тем временем из механоидов, алчущих кайфа, немедленно выстроилась очередь для дегустации новой «энергии». Как выяснилось, тут была своя негласная иерархия.
Новоиспеченный Штурманов недруг Т-301, не обращая внимания на регламент и гневные клаксоны собратьев по автодорожному цеху, неторопливо направился к пункту раздачи «энергии», находящейся под патронажем Шурфокопателя Казантипского. На особо нетерпеливых, а также на недовольных и просто медлительных, он то и дело угрожающе замахивался Захватом Промышленным…
Механоиды тем временем один за другим заправлялись новой «энергией». К великому счастью для Юла и всех его товарищей, томившихся в заточении, новая «энергетическая» подпитка оказалась вполне на высоте.
В скором времени все автогрейдеры, подобно стальным крокодилам, растянулись на раскрошенном бетонном настиле, отключив масляные насосы и свернув шланги. Грейдеры погрузили в грунт уже изрядно затупившиеся лезвия передних отвалов и задние рыхлители, после чего с блаженством рухнули в свои дымные лязгающие грезы. Дым наркотических выхлопов стоял над лежбищем механоидов, как над затухающими углями, обильно присыпанными сырой палой листвой.
То тут, то там сладко вздыхали двигатели бульдозеров, басовито гудели дремлющие тягачи, и экскаваторы сомнамбулически покачивали ковшами.
С молчаливого согласия Дока Юл немного побродил среди лежбища кайфующих механоидов. Он нисколько не верил, что синтезированный роботом концентрат пирене всерьез сможет нанести сколько-нибудь существенный вред двигателям или ходовой части. Слишком мизерна его доза в общем объеме зелья. Да еще и в сочетании с другими «пищевыми» добавками вроде легких загустителей.
Сейчас Юла беспокоило другое. Нужно было разобраться с делами сердечными. Поэтому он, непринужденно прогуливаясь, в конце концов укрылся за кабиной млеющего от неги Шурфокопателя Казантипского и пошарил у себя на груди, под бронежилетом. Пальцы сталкера тут же нащупали маленькую металлическую фигурку.
Да это же Уроборос, последняя память о Патрике! Но почему он теплый, а скорее даже горячий?