И теперь два приятеля, довольных очередной удачей, на экране ноутбука смотрели еще утром отснятый сюжет.
– …и мое сердце разрывается, когда я, переживший два дня в аду в окружении погибших товарищей, слышу о каких-то баранах! – передразнил патетическую концовку речи прокурора Ромыч.
Саргасов медленно повернул к нему голову.
– Что? – шлепнул его по коленке приятель.
– У тебя на ноуте есть какая-нибудь программа для редактирования звука? А то у меня совсем примитивная.
– Тоже мне проблема! Качнем из сети. А зачем?
Саргасов дернулся к тумбочке под телевизором и что-то достал оттуда.
– Микрофон, вместо предусилителя – караоке. Ты же спародировал его отлично. Только высокие частоты малость подрежем и добавим низов.
– Будем писать саморазоблачительный спич Бурыги. Расскажем его устами, как все было!
– Ха-ха-ха. А что? Сделаем из Бурыги правдоруба! Давай. Пиши текст.
После нескольких испорченных чеботаревскими прибаутками дублей звук получился сносный. Некоторая доработка на профессиональном звуковом редакторе улучшила результат.
– Этот ролик идет в эфир через полчаса. Зальем прямо перед выдачей, чтобы не было времени проверить.
– Там, кажется, мы рекламный блок где-то видели. Давай-ка качнем и его. Есть идея.Когда выпускающий редактор вечерних новостей Надежда Синицына вывела в эфир сюжет с Бурыгиным, она была сосредоточена, как всегда. У нее очень ответственная работа, требующая внимательности и чувства времени. Этими качествами Синицына, безусловно, обладала. Ее действия были выверены до долей секунды. Она проконтролировала уровень звука – за пультом сидел молодой звукооператор, вывела на экран титры и приготовила следующий сюжет.
– Надежда Ивановна, – услышала она голос практикантки Сазоновой.
– Тише, – спокойно, но строго ответила сосредоточенная Синицына. – Не мешай.
Но студентка проявила настойчивость:
– Надежда Ивановна, он что-то не то говорит. Мы не это снимали с Зинаидой Степановной.
– Как не это?
Ответственная за эфир прислушалась.
– …естественно, нам было не до раненых. Как прокурор, я не мог оставить трупы проституток и незарегистрированное оружие на поляне, – пламенно вещал с экрана герой сюжета.
– Он что-то не то говорит, – повторила ничего не понимающая Сазонова.
Синицына бросила взгляд на часы. Прошла уже половина трехминутного сюжета. Аварийный план сработал в ее голове. Когда говорящий Бурыгин сделал полусекундную паузу, ее рука четким движением вывела на экран рекламный блок. Точнее, должна была вывести. На самом деле появилось продолжение интервью все с тем же Бурыгиным:
– …я добивал раненых из соображений гуманности. Они бы все равно замерзли!
Неожиданный результат ввел ее в состояние шока. Она схватилась за пульт, но после секундной паузы убрала руки, не зная, чем обернется следующее действие. Попыталась еще раз, и снова вернулась в исходное положение. Так и стояла на глазах у испуганных коллег, как подстреленная птица, взмахивающая крыльями. Пока она пыталась овладеть собой, новостной сюжет закончился.
Еще через пару минут о случившимся знало все краевое правительство. Телефоны редакции телеканала разрывались от натиска входящих звонков. А с улицы вскоре послышался вой сирен.
Зинаиду Степановну Каданникову люди в погонах вытащили из-за семейного стола и без особых объяснений отвезли в прокуратуру. Несмотря на позднее время, в окнах этого здания горел свет, а в коридорах царила суматоха. Когда задержанную ввели в кабинет, Бурыгин оттолкнул в сторону более рассудительного Иваныча.
– Что, сука, раненых, говоришь, я добивал? Хочешь, я тебе сейчас мозги расколупаю? – Он выхватил из кобуры стоящего рядом оперативника пистолет Макарова и ткнул им в голову Зинаиды Степановны. Он был в бешенстве. – Хотя нет. Сейчас посадим в обезьянник к уголовницам и проституткам. И скажем, что ты стукачка! Они тебя порвут за ночь!