Он смотрел. Во все глаза смотрел на чудо из чудес, на индигового гиппопотама.
7. Ты идешь по неземной красоты бархатному коридору изумительного цвета - цвета индиго. Он мягкий и те-о-плый, те-о-плый и тяже-о-л-лый. Долго, далеко шагаешь ты, а усталости нет. Наоборот, хочется идти вперед, еще и еще. И ты идешь.
Коридор потихоньку начинает вилять из стороны в сторону, и ты со спокойной душой следуешь всем поворотам и загибам, ибо знаешь: там все равно ничего нет. Вот тут ты ошибаешься: как по заказу из-за очередного поворота выныривает боковая дверь. Ты можешь войти в нее, а можешь пройти мимо. Поразмыслив, ты идешь дальше. Ты идешь.
Ты идешь, упрямо игнорируя двери, а коридорчик-то не глупее тебя оказывается: в один прекрасный момент он заканчивается просторным холлом, из которого ведут куда-то аж пятнадцать дверей. Максимальный выбор - награда за принципиальность. Или за упрямство. Чтобы двигаться дальше, ты должен выбрать. Двигаться хочется. Выбирать - нет. Но что остается? Хорошо, крайняя левая дверь. Как это заперта?! А следующая? Тоже?! Что, все? А, одна все-таки открыта? Да, хорошенький же выбор! А если взломать одну из запертых? Просто очаровательно: сразу за дверью - синий монолит стены. После четвертой двери ты прекратил эксперименты и пошел единственно возможным маршрутом. Ты пошел.
Успокаивающие синие стены истончились и сошли на нет. Вокруг шумит бескрайний яблоневый сад в самом цвету. Где-то в отдалении слышится перезвон детских голосов, чуть ближе вяло погавкивает собака. Никого пока не видно лишь яблони. Ты идешь по дорожке, посыпанной песком, жмуришься от яркого света. Навстречу начинают попадаться люди. Миловидный молодой человек с гитарой. Идет, тренькает потихоньку, песенку мурлычет, да улыбается. Просто так улыбается - всему, что вокруг. Солнцу, саду, детским голосам, собачьему лаю, себе, тебе... Проходишь мимо. Высокая стильно одетая девушка. Посмотрела на тебя - оценивающе, улыбнулась - ободряюще. Мимо. Люди, еще люди, всегда разные, но что-то их объединяло. Наверное, то, как они на тебя смотрели. С пониманием, с ободрением, с готовностью протянуть руку дружбы или распахнуть объятия любви. Ты миновал всех. Сад поблек и постепенно перетек в уже знакомый индиговый коридор. Уже здесь, в коридоре, навстречу прошел смешной маленький старичок. Перед тем, как навсегда с тобой разминуться, он стащил с плешивой головы засаленную кепку и потешно развел руки в стороны. А дверь оказалась всего одна, так что выбора не было, и ты вошел. Ты вошел.
Ничего особенного, все тот же коридор, все такой же глубоко синий. Некоторое время ничего не случалось, потом навстречу попалась веселая компания то ли студентов, то ли недавних выпускников, все в полинялых робах стройотряда, и, как водится, с гитарой: "Едем мы, друзья, в дальние края...". Пели они слаженно и задорно, и так захотелось бросить все и с ними, в дальние края! Так захотелось, аж сердце защемило. Но ты почему-то знал, что с пути сворачивать нельзя, и ты мимо прошел, в очередную дверь. На этот раз было две двери, и ты выбрал левую. И ты прошел.
...чтобы увидеть сцену, которую давил в своей памяти, жег каленым железом, заливал водкой, и, казалось, залил, да вот... Хрупкая девушка с огромными карими глазами входит в обитую кожей дверь с надписью "Аборты". А вот и ты сам, только несколько моложе, лет этак на семнадцать. Стоишь, подбоченясь, и суровый взгляд твой выражает... А, сколько же можно?! Ты идешь к самому себе, только молодому, чтобы дать ему - себе! - по морде, чтобы возопить: "Какого ж хрена ты, падла, делаешь?!", только... Только туман вдруг накатывает, заливает тебя со всех сторон, чтобы развеяться через полминуты и явить взору твоему уже другую картинку. Ее ты тоже долго гнал из памяти, да, видать, не до конца вытравил... Некогда хрупкое тело искорежено до неузнаваемости колесами грузовика. Только лицо - то же. И огромные карие глаза, не мигая, смотрят в небо. ...А ты все идешь.
8. Интересно, кончится ли этот коридор когда-нибудь? Нет, что вы, я не против - он такой синий, приятный на цвет и ощупь. Мягкий, плюшевый. На вкус, правда, пробовать не хочется. Я все иду и иду, и все встречаю какие-то фрагменты своего прошлого, какие-то, вероятно, в свое время не реализованные возможности... А зачем? Зачем?! Втемяшилась же в голову эта кретинская мысль: дойти до конца! Хотя я уже догадываюсь, к чему приду.
Я миновал уже почти все вехи своей жизни. И тот кретинский проект, который на короткий срок меня возвысил, чтобы мне потом больнее было падать... И жалкую попытку открыть свой "бизнес", и много еще что. Но отчего-то мне надо дойти. Может быть, дойдя, я сумею что-то понять? Может быть. Я иду.
9. Сергей шел по синему коридору, а коридор вновь менялся. Повороты сделались резкими, расстояние между стенами неуклонно уменьшалось. Выбора дверей больше не было, да и сами двери попадались все реже и реже, и никого и ничего за ними не попадалось, лишь пыль, дым, следы бывших и не бывших людей и событий.
Путь окончился внезапно. Просто дверью, еще более безликой, чем все, через какие он сегодня проходил. Перед дверью лежал драный коврик для ног. Подумав, Сергей вытер ноги и достал из кармана ключи. Конечно же, они подошли.
Уныло коротал свои последние дни телескоп в мутном аквариуме, бормотала свой вечный страдальческий речитатив жена, перемежая слова вздохами, которые, как она полагала, не слышны никому, текли краны, текло с потолка...
- А... а сын где? - спросил Сергей.
10. - Пап, ты что?! Вот же я! Ну, очнись, пап! Тебе плохо, да? Папа!!! - Сергей обнаружил себя стоящим возле клетки с бегемотом самого что ни на есть затрапезного вида и самого нормального бегемотьего цвета, ничуть не синего. Валерка тряс отца за ногу, и на лице ребенка был испуг пополам с уверенностью: конечно же, папка его разыгрывает! - Пап, ну, давай, хватит! Или тебе и взаправду плохо?
- Нет, Валерик. Мне хорошо. - улыбнулся Сергей, и, увидев эту его улыбку, ребенок испугался уже по-настоящему. - Мне хорошо. Пойдем домой?
Когда Валерка проснулся следующим утром, отца дома не было. Телескоп в аквариуме плавал кверху брюхом, а на кухне в голос рыдала мать.
00. (Из газеты Мичиган Обсервер, №65 за 2001 год).
- Профессор, а не случалось ли с вами в Африке чего-нибудь этакого, ну, курьезного, что было бы интересно нашим читателям?
- А как же, было дело! (Профессор Нэш отхлебывает пиво и довольно потирает руки). В Кении ко мне пристал какой-то сумасшедший русский. Все спрашивал, не встречал ли я какого-то голубого бегемота... На неплохом, кстати, английском...