Мы сказали бы, что терапевтический транс как таковой можно концептуализировать как всего лишь один яркий пример фундаментальной природы всех феноменологических переживаний как “зависимых от состояния”. Видимая непрерывность сознания, которая существует в повседневном, обычном осознании, фактически является хрупкой иллюзией, которую делают возможной только ассоциативные связи, существующие между связанными друг с другом обрывками разговора, ориентацией на выполнение задачи и т.д. Мы все переживали мгновения амнезии, когда слишком далеко уходили в сторону, так что “теряли нить мысли” или “забывали, что собственно собирались сделать”. Если бы не ассоциативные мостики, сознание распалось бы на серию дискретных состояний, столь же мало связанных, как бывает в наших снах.
Теперь формулировка определений и дальнейшая эмпирическая работа должны разъяснить, дискретны ли эти состояния и отличаются ли они только психическим содержанием, или можно при их определении использовать более грубые физиологические индикаторы. наркотик, очевидно, вносит физиологическое изменение, которое может быть, а может и не быть измеримо существующими подходами. С терапевтическим трансом дело еще сложнее. Положение осложняется тем, что, как указывает Фишер, стоит один раз создать измененное состояние, как одних только “символических” ассоциаций становится достаточно, чтобы его реиндуцировать.
Как примирить эту теорию гипнотического транса как особого состояния со многими информативными экспериментальными исследованиями, поддерживающими альтернативную парадигму (Barber, 1969) гипноза как “состояния бодрствующего реагирования”, которое не дискретно и ничем, по сути, не отличается от нормального обычного сознания? Во многих своих статьях Эриксон (Erickson, 1939, 1952, 1966a) подчеркивает, что глубокое и действительно удовлетворительное переживание транса зависит от способности подчинять и отбрасывать паттерны поведения, характерные для бодрствования; то есть отказаться от некоторых из приобретенных ограничений и обычных систем отсчета, характерных для сознательных установок. Чтобы добиться этого, Эриксон выработал множество новых способов наведения и подчеркивал необходимость тщательного “гипнотического обучения”, при помощи которого индивидуальность каждого субъекта будет обязательно приниматься в расчет, чтобы максимально увеличить присутствие непроизвольного или автономного поведения в трансе с как можно меньшим участием привычных сознательных установок и психологических рамок. В своей ранней работе Эриксон редко давал терапевтические внушения, пока транс не разовьется, по крайней мере, в течение двадцати минут — и только после многих часов предварительного гипнотического обучения. После многих лет опыта клиническая оценка психодинамики пациентов и их текущего психического состояния позволила ему работать значительно быстрее.
В конкретной практике трудно, если не невозможно, исключить все паттерны бодрствования. Это в особенности верно для типичного экспериментального исследования, где стандартизированные указания и прямые внушения используются с небольшим или необширным гипнотическим обучением, направленным на отбрасывание или, по крайней мере, ослабление привычных сознательных паттернов в трансе. Присутствие многих словесных, сенсорных, перцептивных ассоциаций, общих для ситуаций как транса, так и бодрствования, в большинстве экспериментальных исследований перекидывает мостик между ними и еще сильнее снижает их дискретность. Поэтому мы предпочитаем утверждать, что альтернативная парадигма, рассматривающая состояние транса и бодрствования как более или менее непрерывное, без какого-либо свидетельства “особого состояния транса”, верна в оценке типичной экспериментальной ситуации. Однако эта парадигма не дает адекватного определения для тех клинических ситуаций, где умение терапевта во взаимодействии с потребностями пациента создают поразительные прерывности между трансом и нормальным состоянием сознания, которые заставляют вспомнить о теории особых состояний. Эта проблема аналогична жарким спорам о фундаментальной природе света — непрерывной (волновой) или дискретной (корпускулярной), — которые мучили физиков в первой четверти нашего столетия. На практике сочли полезным думать о свете иногда как о волнах, а в другие моменты — как о квантах. Наиболее адекватное определение, однако, выражается математической формулой, которую нельзя осмысленно перевести в термины повседневных ассоциаций на уровне слов и образов. Аналогичным образом в клинической практике может быть весьма полезным определять и подчеркивать те предшествующие и опосредующие переменные, которые способствуют дискретности между трансом и состоянием бодрствования, в то время как в экспериментальной работе теоретически может быть более интересно иметь дело с непрерывностью.
Субъективное переживание транса
Субъективное переживание транса, естественно, изменяется как функция личности индивидуума и его жизненной истории (Hilgard, 1970), а также как функция подхода, используемого для наведения и утилизации транса. Одной общей характеристикой в переживании большинства пациентов Эриксона является то, что в трансе все, казалось бы, происходит само собой. Как было прекрасно продемонстрировано при обучении доктора С., возникает чувство удивления, когда левитирует рука или происходит какое-либо сенсорное явление. Контраст между тем, что происходит само собой, и тем, что, как нам кажется, мы контролируем и направляем, — фактически одно из самых интересных явлений, связанных с субъективным переживанием психики. Наша внутренняя жизнь представляет собой диалог между тем, что происходит с нами, и тем, что мы в связи с этим предпринимаем. Чувства, ощущения, эмоции, настроения, мечты, фантазии и ассоциации всегда возникают спонтанно на бессознательном уровне и предъявляют себя на пороге сознания. То, как мы научаемся откликаться на эти спонтанные проявления, в значительной мере определяет наше чувство реальности, психического здоровья и благополучия. Например, мы можем откликнуться на то новое, что происходит в наших ощущениях или мечтах, с одной стороны, страхом, бегством и фобией или, с другой стороны, — любопытством и креативностью (Rossi, 1972a).
Из наших предшествующих утверждений о том, что транс является процессом бессознательного обучения, вероятно, следует, что транс имеет дело в первую очередь с теми автономными процессами, которые предъявляют себя сознанию. Но на самом деле все не так просто. В большинстве переживаний транса присутствует некое наблюдающее Эго, которое тихо воспринимает происходящее; пациент тихонько смотрит, что именно происходит внутри (Gill and Brenman, 1959). Именно это наблюдающее Эго придает отстраненно-безличный характер значительной части сознательной идеации в трансе. Объективное свойство этой идеации делает ее особенно полезной в психотерапии. Пока, однако, присутствует это наблюдающее Эго, многие пациенты настаивают, что они не загипнотизированы; они приравнивают функцию наблюдателя к пребыванию в сознательном состоянии в типичном значении этого слова.
Эриксона всегда интересовала эта функция наблюдателя, и многие из его подходов предназначены для того, чтобы отодвинуть ее в сторону и лишить власти. Не то чтобы сознание как таковое являлось в трансе проблемой, скорее, помехой могут быть его побочные функции директивности и контроля. В трансе Эго изменяет свой обычный паттерн контролирования и управления, но функции наблюдателя в различной степени сохраняются. В результате становятся возможными два явления: