— Рука продолжает тяжелеть, — не унимался я. — Она наливается все большей и большей тяжестью. Она полна свинца, полна тяжести. Она опускается вниз.
Я делал внушения еще минуту, а потом предложил зрителям открыть глаза. У кого-то руки опустились вниз до колен, у кого-то только немного. Поскольку предварительное тестирование на гипнабельность можно считать оконченным, я пригласил самых внушаемых, в том числе Чернова и его буйного товарища, на сцену. Но перед этим сказал залу:
— Все, теперь любая тяжесть из ваших рук исчезла. Вы чувствуете себя прекрасно, отдохнувшими и посвежевшими.
Зрители и вправду повеселели. Между тем, жертвы моего выбора, а среди них и Чернов с приятелем, вышли на сцену. Я обернулся к ним и улыбнулся.
Ну что же, шоу начинается!
Глава 3
Цирковое представление
Хотя я и провел уже два теста на внушаемость, но предстояло провести еще несколько. По ходу дела, уже почти в процессе выступления, но лишними эти проверки никогда не будут.
Помнится, еще мой наставник, Гутомин Сергей Исаевич, ровесник века, фронтовик, развлекавший солдат в окопах и помогавший полевому хирургу делать ампутации без наркоза, под гипнозом, говаривал, что чем больше проверок ты сделаешь на сцене, тем легче будет потом будет провести выступление. Да, с этим я был полностью согласен, потому что…
Тут я пораженно застыл на месте, не в силах пошевелиться. Какой, к лешему, наставник? Какой такой Гутомин? Фронтовик? Вы что, издеваетесь, что ли?
Между тем, сейчас я ясно помнил лицо пожилого человека, изборожденное морщинами, улыбчивое, от глаз идут лучики, с большими лопоухими ушами. Это и был мой наставник Гутомин, человек, к которому я прибился после побега из детдома в пятидесятом году. Эстрадник, цирковик, уличный гипнотизер.
Что за дичь, откуда я его знаю? У меня вообще-то тоже был наставник, только гораздо моложе, я выступал с ним в цирках шапито и на сеансах ментальной магии. Это было в восьмидесятых-девяностых годах двадцатого века. Я уже тогда хотел стать эстрадным гипнотизером и менталистом. Затем, когда окончательно поругался с приемными родителями, я ушел из дома и с тех пор никогда туда не возвращался.
Это действительно походит на опыт прошлой жизни, решил я, глядя на человек пятнадцать испытуемых заводчан, послушно стоящих передо мной на сцене. У меня уже были такие кейсы, как это сейчас модно говорить.
Когда я занимался лечением и психотерапией под гипнозом, с несколькими клиентами я испробовал так называемый регрессивный гипноз. Когда пациентки вспоминали опыт своих прошлых жизней. Честно говоря, я не верил в эту белиберду, считая их причудливые рассказы невольной выдумкой подсознания. Но, поскольку это помогало женщинам успокоиться, я покорно кивал и соглашался со всеми их рассказами.
А вот видишь ли, выходит, не все в их рассказах было ложью и выдумкой. Или это мой мозг сейчас выдумывает все новые и новые галлюцинации?
— А теперь что делать, товарищ иллюзионист? — спросил приятель Чернова, видя, что я застыл в задумчивости.
Я спохватился.
— Ах да, теперь возьмите пальцы рук в замок перед собой, сожмите их покрепче и поднимите над головой вывернутыми. При этом закройте глаза.
Все добровольцы на сцене подняли руки, сцепленные в замок. Между прочим, кое-кто в зале сделал тоже самое.
— Теперь я буду считать от одного до тридцати, — сказал я и вдруг увидел, как приятель Чернова вдруг приоткрыл глаза и показал язык.
В зале засмеялись, а приятель снова закрыл глаза. Ты, как я посмотрю, все никак не угомонишься. Почти на каждом сеансе появляется такой тип, который развлекается на публику. Получается, он симулирует послушание, хотя Ероха вроде бы на самом деле подчиняется командам.
— С нарастанием счета ваши пальцы будут сниматься все сильнее, — продолжил я и медленно обошел испытуемых со спины.
Так гораздо лучше, когда голос идет сзади, кажется, будто он раздается внутри тебя и ему легче подчиниться. А для Фомы неверующего, приятеля Чернова, у меня есть особый подход. И я сейчас ему это продемонстрирую.
— Ваши руки застынут в таком положении, как будто они каменные, как будто отлиты из бронзы. Вы не сможете ими пошевелить, — вкрадчиво продолжил я, останавливаясь за спиной приятеля Чернова и подставляя за ним деревянный стул. — Итак, я начинаю отсчет. Один, два, три. Ваши руки застыли в одном положении, они слиты воедино, их невозможно расцепить. Слушайте мой голос.