Словно угадав мысли Казарина, профессор сказал:
- От Эмерсона снова письмо.
- Опять просит схему?
- Да. Обещает поделиться своим опытом по лечению сном.
- Вы, конечно,отказали.
- Категорически!
Казарич поглядел на Браилова и отвел взгляд в сторону. Странный все же человек Антон Романович. Как он рассердился, когда после его доклада на конференции в газете появилась заметка о генераторе. "Болтуны!- ворчал он. - Работа еще яе завершена, а они на весь свет раструбили. Хорошо, что я схемы не демонстрировал. Они не постеснялись бы и схемы тиснуть".
Какой шум поднялся после той памятной конференции! Дождем посыпались письма. Одни просили прислать схему, другие интересовались, когда можно будет приобрести аппарат. Антон Романович всем отвечал одно и то же: работа над генерачором еще не завершена, конструкция совершенствуется, выясняется диапазон действия...
- А я бы послал,- сказал Казарин.- Всем послал бы. И этому американцу Эмерсону тоже. Работа не завершена? Ну так что?.. Пускай и другие потрудятся. От этого дело только выиграет. Ведь наш генератор - самый безобидный аппарат в мире, навевает сон и только.
- А Володя Шведов? - спросил профессор. - Ах, как я был зол на вас тогда. Экспериментировать с таким аппаратом дома! Хорошо, что все обошлось. Нет, наш генератор не такая тихоня, как вам кажется. С его помощью можно ох каких бед натворить!
Несколько минут ехали молча, потом Казарин сказал: Таких казусов, как сегодня, Антон Романович, больше не будет. Мы заменим пайку микроэлектросваркой. Каскад будет работать безотказно.
13. УНИВЕРСАЛ
Мастерская артели с рычащим названием "Горпромремприбор" помещалась в нижнем этаже двухэтажного дома. По обе стороны входной двери - широкие витрины. Правая занята часами разнообразнейших моделей, левая установлена сверху донизу деталями радиоприемников, пылесосов всевозможнейших измерительных приборов.
Часовая мастерская отделена от электротехнической перегородкой. Здесь работает Алеутов.
С первых дней своего появления в мастерской Алеутов зарекомендовал себя мастером высшего класса. Тонкие длинные пальцы, казалось, специально были созданы для мелких деталей часовых механизмов.
Заведующий мастерской, Яков Семенович Левин, сразу же проникся глубоким уважением к Алеутову. "Золотые руки! А?.. Это не руки, а скрипичный ключ к сонате Бетховена!"
Позже выяснилось, что Алеутов разбирается не только в часовых механизмах. В мастерскую как-то принесли для ремонта редко встречающийся радиоприемник марки "Филипс". Радисты долго возились, но аппарат капризничал: репродуктор вместо нормальных звуков извергал каскады хрипов и тресков, от которых дребезжали стекла витрин.
Старший радиотехник, человек на редкость спокойный, наконец не выдержал и разразился руганью:
- Чтоб тебе вместе с твоим хозяином в тартарары провалиться! Два часа угробил, и никакого толку!
Алеутов подошел, с минуту стоял, прислушиваясь к приемнику, потом наклонился, решительно выключил его и произнес, добродушно улыбаясь:
- Оконечную лампу смените, Иван Пантелеевич. потеряла эмиссию. И сопротивление на аноде детектора тоже менять надо: видать испорчено.
Иван Пантелеевич с раздражением посмотрел на Алеутова. "Тебя еще тут не хватало!" Однако лампу сменил и сопротивление перепаял. Приемник сразу же заработал.
После этого случая радиотехники, когда у них что-нибудь не ладилось, всегда обращались за помощью к Алеутову. Тот, как правило, сразу же находил причину неполадки.
- Завидных знаний мастер! - восхищенно покачивал головой Ивая Пантелеевич. - Нету для него секретов в технике. Одно слово - универсал.
Когда Левин заболел, директор промартели назначил заведующим мастерской Алеутова. Тот долго отказывался, потом согласился.
- Хорошо, - сказал он.- Но только временно. Пока Яков Семенович выздоровеет.
Но Левин, вернувшись на работу после болезни, отказался принимать дела. "Стар стал, трудно с отчетами возиться. Да и вообще... Так уж у нас принято, чтобы старшим по мастерской самый лучший был. Кто такой Левин?.. Часовой мастер, и только. А товарищ Алеутов?.. Ну, это совсем другое дело... Это широкий диапазон. Да!"
Часовая мастерская считалась лучшей в горояе. Она обслуживала несколько институтов и университет - профилактический осмотр и ремонт часов, аппаратов с часовыми механизмами, кимографов, секундомеров...
По вторникам, четвергам и субботам Левин направлялся на свои объекты. Старику было нелегко. Возвращался он усталый, тяжело дыша.
- При вашем сердце трудное это дело, Яков Семенович, сказал как-то Алеутов. - Давайте я на себя хоть психоневрологический возьму. До него ведь пока доберешься... Три пересадки делать приходится.
- Э, нет,- возразил Левин. - Сельскохозяйственный - пожалуйста! Ветеринарный - милости прошу. А психоневрологический - ни за что. Ведь у меня, Аким Федотович, склероз, это раз. Кровяное давление, это два. Руки вот дрожать начали. А там специалисты, профессора! Они мне свалиться не дадут. Я, знаете, больше всего свалиться боюсь. Очень противно умирать, лежа в постели. Надо чтобы сразу хлоп - и нет человека. И обязательно надо, чтобы это "хлоп" во время работы произошло. Да... Так о чем же я говорил? Вспомнил! О профессорах. Так вот, в прошлый четверг знаете кто меня смотрел? Сам профессор Браилов, Антон Романович.
- Антон Романович? Это кто же такой?
- Кудесник в своем деле. Я ему жалуюсь, говорю: сон у меня плохой. Уже нарочно сижу вечерами поздно, читаю, все равно - ляжешь в постель, а она нет, хоть плачь. Под утро, наконец, заснешь, да какой это сон? Одно название. И спишь и не спишь. Утром голова как ватой набита.
- Ну, что касается сна, то здесь мы вам, товарищ Левин, поможем, - сказал профессор. Он усадил меня в кресло, очень удобное такое, точь-в-точь, как в первоклассной парикмахерской у нас в городе. Какой-то аппарат пододвинул, щелкнул выключателем и ушел. Я сижу, волнуюсь немного, я этих аппаратов побаиваюсь вообще. Сижу, прислушиваюсь к себе и вдруг чувствую - цепенею будто. И так мне легко стало: не заметил, как уснул. Потом просыпаюсь. Знаете, сколько я спал? Два часа. В голове ясность, как тридцать лет тому назад. Еще мне профессор и лекарства прописал. Ах, какое лекарство! Спишь после него как убитый. А утром такая бодрость - петь хочется. В следующий четверг должны мне повторить процедуру с аппаратом. Теперь вы понимаете, что институт Браилова я вам уступить не могу? Жду не дождусь четверга, чтобы опять в это замечательное кресло сесть.
Однако, в следующий четверг Яков Семенович в институт не пошел. Накануне вечером, переходя улицу, он попал под автомашину. Шофер скрылся, а подоспевший милиционер не счел нужным вызывать карету скорой помощи - смерть наступила мгновенно.
Обслуживание институтов перешло к Алеутову. Он брался за ремонт сложнейших аппаратов. Работы выполнял безукоризненно и точно в срок. Работники научных лабораторий часто прибегали к его помощи, советовались с ним.
Казарин быстро сдружился с Алеутовым, считая его толковым человеком.
Было около двенадцати, когда Казарин с фотоприставкой под мышкой вошел в мастерскую.
- О, Мирон Григорьевич! - поднялся навстречу ему Алеутов.- Какая беда вас к нам привела? Заходите в мою келью, милости прошу. - И он широко распахнул перед Казариным дверь своей кабины.
Мирон Григорьевич рассказал ему о фотофиксаторе. Алеутов освободил стол от деталей какого-то механизма и взялся за фотофиксатор.