Она заставила себя оторваться от бинокля, чтобы глянуть на часы и сделать необходимую запись в журнале. Когда девушка снова поглядела на море, ребята на любительском шлюпе уже помогали пловцу взобраться на борт. Девушка лежала в лодке. Спустя две минуты подошел катер.
...Ирина хлебнула морской воды, и ее тошнило. Девушка, в форменной, с крабом, фуражке поднесла ей ложку с лекарством. Ирина отрицательно помотала головой, потом все же выпила. Сразу стало легче.
- Мы вам причинили беспокойство, - произнесла она, пытаясь улыбнуться. - Простите, пожалуйста!
- Мы для того и поставлены здесь, чтобы нам причиняли беспокойство, - неприязненно ответила дежурная и, развернув блокнот, вооружилась карандашом. - Ваша фамилия? - спросила она, строго глядя на Ирину, словно именно Ирина была виновата во всем случившемся.
- Браилова... Ирина Антоновна Браилова.
- Чем занимаетесь?
- Аспирантка научно-исследовательского психоневрологического института.
- Адрес?
- Института?
- Нет, квартиры.
- Неужели все эти подробности так обязательны?
- Обязательны! - сухо ответила девушка, и Ирина назвала адрес.
Девушка оставила ее в покое и приступила к допросу Лосева. Тот отвечал неохотно, словно отмахиваясь от назойливой мухи. Видно было, что случившееся и огорчило и испугало его.
- А с вами опасно кататься, товарищ Лосев, - произнесла дежурная, закрыв блокнот.- Скажите, вы всех девушек таким манером за борт выбрасываете, или в порядке исключения?
- Послушайте, вы!. - резко оборвал ее Лосев.
- Георгий Степанович! - с укором глянула на него Ирина. - Ну зачем же так?..
- Я не хотел...- пробормотал Лосев и, обернувшись к дежурной, извинился: - Простите меня. ради бога... Простите... Я так взволнован сейчас...
- Понимаю, - сочувственно кивнула головой девушка. Свободно утопить могли подругу.- Потом, помолчав немного, добавила уже с улыбкой: - Следовало бы оштрафовать вас, товарищ, но, должна признаться, вы себя молодцом вели.
- Ох и достанется мне, если отец узнает,- усмехнулась Ирина.
- А вы, если папеньку боитесь, не катайтесь на шверботах в такую погоду, - заметил стоявший до сих пор молчаливо и сурово пыхкавший трубкой капитан спасательного катера. - И плавать научиться нужно. На аспиранта выучились, а плавать не умеете. Стыдно!
Тем временем швербот вернулся. Матрос принес одежду. Они оделись и пошли к выходу. Лосев остановил первое встречное такси. Не прошло и получаса, как Ирина была дома.
- Может, зайдете, Георгий Степанович? - спросила она, выходя из машины.
- В таком виде? Ни в коем случае. И потом, сегодня мне нужно быть еще на станкостроительном. Другим разом, если позволите. Вы на меня не обижаетесь, Ирина Антоновна?
- Обижаться?.. На вас?.. Вы же мой спаситель! Спаситель! - рассмеялась она. - Право. это звучит романтично. Но не дай бог отец узнает. Так что... Молчок, а, Георгий Степанович? - заговорщицки прищурилась она.
- Молчок! - приложил палец к губам Лосев. Ирина незаметно проскользнула в свою комнату, переоделась. Отец работал. Ступая на носках, Ирина прошла к нему в кабинет и, подкравшись сзади, обняла за плечи.
- Приехала уже, стрекоза! - потрепал ее по щеке Антон Романович. - Ну, как отдохнула?..
- Чудесно, папа!.. Загорала... Каталась на шверботе...
- В такую погоду?.. Я так и знал! - с огорчением произнес Антон Романович.
- Какой ты, право, - обиженно надула губы Ирина. - Вечно у тебя страхи. Ведь я уже не маленькая.
- Для меня ты всегда останешься маленькой, - поднялся Антон Романович. - Будем обедать, Иринушка. Я, признаться, проголодался, как волк.
"Как быстро летит время! - с грустью думал иногда Браилов, глядя на дочь. - Кажется, совсем недавно девчонкой была, в седьмом классе училась, а сейчас..."
Немного суровый, как и все сибиряки, профессор Браилов всю свою нерастраченную любовь перенес на Ирину. Она стала постоянным источником его радостей и тревог. Да, тревог. Он постоянно боялся за нее. Пошла в город... А .вдруг под машину попадет?.. Уехала в санаторий... Тоже волнение... На пляж побежала - мало ли что может произойти на море? Вот и сегодня... Такой ветер, а она - кататься на шверботе. Сегодня, конечно, что-то случилось, - думал он, искоса поглядывая на дочь. - Возбуждена, старается не смотреть в глаза...
Ирина с напускной непринужденностью рассказывала о чем-то, чувствуя на себе настороженный взгляд отца, и волновалась еще больше. Наливая компот, она пролила на скатерть.
- Никак не успокоишься, а? - заметил Антон Романович.
- Это ты все волнуешься, папа, - усмехнулась Ирина, - и знаешь, откуда у тебя эта тревога? От переутомления. Вот откуда.
- Возможно, - рассеянно согласился Антон Романович.
6. ЛОСЕВ НЕРВНИЧАЕТ
Проводив Ирину, Лосев сразу же поехал домой, переоделся и отправился на завод.
Новый цех автоматной линии поражал своими размерами. Длинные ряды станков, блеск металла и кафеля, море мягкого света и чистота, почти лабораторная чистота, все это производило впечатление чего-то сказочного, нереального.
У пульта собрались инженеры-строители, конструкторы, представители администрации во главе с председателем совнархоза. Главный конструктор, уже пожилой человек с ежиком серебристых волос на круглой голове, старался изо всех сил держаться спокойно. Но его выдавали руки: он то вытирал их носовым платком, то принимался расстегивать и снова застегивать пуговицы своего чесучевого пиджака.
Перед пуском не было речей, ленточки и ножниц на традиционном подносе. Просто, главный инженер посмотрел на часы, включил рубильник - и тишина сменилась ровным гулом сотен внезапно оживших машин.
Они и впрямь казались живыми, умными и даже по-человечески чуткими. Вот одна бережно подхватила деталь, сделала на ней три аккуратные ложбинки и осторожно передала второй машине, та-третьей и так далее. В конце линии уже готовые детали, смазанные и аккуратно упакованные, одна за одной попадали в ящик. Несколько минут - ящик исчезал в люке, а на его месте появлялся следующий.
Люди не прикасались к станкам. Они только ходили, останавливались то около одной, то около другой машины и лишь изредка перебрасывались словами.
Увлеченный своебразной торжественностью обстановки, восхищенный, Лосев позабыл, зачем пришел сюда. Спохватился. Подошел к главному конструктору.
- Скажите, что вы чувствуете сейчас? - спросил он, вынимая блокнот
Инженер вздрогнул от неожиданности. Быстро перебирая пальцами, он застегнул все пуговицы на пиджаке и только тогда улыбнулся Лосеву.
- Откровенно? - прищурился.
- Ну конечно, иначе какой же интерес.
- Если откровенно, так меня всего; просто распирает от гордости. Не за себя, нет. Моя доля во всем этом,- он сделал широкий жест, словно хотел обнять весь цех,- очень скромная. Меня распирает от гордости за всех нас.
- "Его распирает от гордости за всех нас",- со злостью подумал Лосев. В статье это будет выглядеть примерно так: "Главный конструктор инженер Андреев сказал, что весь переполнен гордостью. Нет, не за себя, а за нас всех, за весь народ, за рабочих, колхозников, трудящую интеллигенцию..." Экая страсть к парадно-фасадному трескословию!
Лосев мило улыбнулся собеседнику.
- Сказано хорошо. Но слишком обще. А мне хотелось бы поконкретнее. О чем вы сейчас думаете? Чего бы вам хотелось больше всего в эту минуту?
- Чего бы мне хотелось в эту минуту? - переспросил инженер. - К сожалению, это желание неосуществимо. Мне хотелось бы, чтобы рядом с нами стоял мистер Стронг, американский инженер, очень способный и очень умный. В двадцатых годах он помогал нам осваивать первый отечественный трактор. Он говорил, что наша техника отстала от американской по меньшей мере на сто лет. Мне хотелось бы услышать, что бы он сказал сейчас.