Небезынтересно привести результаты расследования, проведенного губернским еженедельником «Родная земля» (г. Иркутск) в 2004 году. Журналисты получили письмо от начальника ВНИИ МВД РФ, из которого следует, что МВД России никаких приказов о проведении опроса под гипнозом не издавало, а Л. П. Гримак в этом институте уже не работает 87.
Сотрудников «Родной земли» также заинтересовала книга «Расследование многоэпизодных убийств, совершенных на сексуальной почве», изданная в 2003 году. Недоумение вызвал шестой раздел книги, посвященный получению оперативной информации под гипнозом. Автор раздела - упоминавшийся выше А. И. Скрыпников. Он рекомендует применять гипноз при опросе граждан «после того, как бывают исчерпаны возможности всех остальных методов получения информации о деталях преступления» 88. Данный специалист утверждает, что в ходе опроса под гипнозом опрашиваемый «остается субъектом уголовного процесса, а не объектом исследования или эксперимента, в связи с чем обладает всеми правами и обязанностями, предусмотренными законом» 89.
Если же раскрыть учебники по психотерапии, то можно убедиться в полной несостоятельности заверений А. И. Скрыпникова, ибо человек в состоянии гипноза способен перевоплотиться в иную личность (многолетние опыты гипнолога В. Л. Райкова доказали это), а также может фантазировать и выказывать полную подчиняемость командам гипнотизера. Как же тут оставаться «субъектом уголовного процесса», обладая при этом «всеми правами и обязанностями, предусмотренными законом»?!
Точку зрения А. И. Скрыпникова разделяет и дополняет доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин юридического института Чувашского государственного университета Л. И. Сироткин, который пишет: «Является ли информация, полученная в результате применения гипноза, доказательством по уголовному делу? Что из себя представляет такая информация с точки зрения требований уголовно-процессуального законодательства? В ходе проведения гипнотического сеанса происходит процесс получения следователем информации от допрашиваемого лица об обстоятельствах расследуемого события. Причем сведения, полученные под гипнозом, восстанавливаются, уточняются и конкретизируются, так как в обычном состоянии обычными приемами допроса они восстановлены быть не могут. Информация, полученная под гипнозом, является разновидностью показаний, в зависимости от того, кто подвергается гипнозу; это могут быть показания потерпевшего, показания подозреваемого или обвиняемого, возможно, и показания свидетеля. А такие доказательства, как показания различных субъектов уголовного процесса, законом предусмотрены, и они являются основным видом доказательств по большинству уголовных дел. Гипнорепродукция не является каким-то новым видом доказательств в сфере доказательственной деятельности, а является разновидностью допроса, поэтому вполне вписывается в рамки действующего уголовно-процессуального законодательства» 90. В. Н. Исаенко также утверждает, что репродукционный гипноз соответствует «всем критериям допустимости, предъявляемым к средствам получения доказательств в уголовном судопроизводстве» 91. Аналогичной позиции придерживается и Н. А. Селиванов 92, который, как и предыдущий автор, не делает никаких ссылок на конкретные архивные уголовные дела, что лишает исследователей возможности проверить объективность фактов.
Вполне понято стремление Л. И. Сироткина, А. И. Скрыпникова и других приверженцев данного «нетрадиционного» приема представить гипноз последней надеждой отчаявшихся оперативных работников и следователей, когда «бывают исчерпаны» все остальные возможности профессионалов. Но только такие рекомендации противоречат российскому законодательству. Заметим, что Закон РФ «Об оперативно-розыскной деятельности» не содержит упоминаний об использовании состояний измененного сознания человека (а гипноз относится к таковым) для оперативно-розыскных целей. Иначе правомочным выглядело бы и применение, например, наркотиков для получения нужных показаний, т.к. наркотическое опьянение также относится к состоянию измененного сознания субъекта. Здесь уместно привести авторитетное мнение проф. А. М. Ларина: «Нет никакой логики в том, чтобы, подчиняясь закону, признавать недопустимым допрос человека, который в силу ненормального болезненного состояния психики не может участвовать в следственных действиях, и в то же время искусственно приводить в подобное состояние другого человека для получения от него сведений, которые он не дал бы в обычных условиях» 93.