Пищу ему приносила служанка. Молча ставила она ее на стол и уходила. За работой алхимик часто забывал о еде. И когда на следующий день ему доставляли новую порцию, старая была почти не тронута. Тогда он стал сливать эти остатки в ведро. И вот однажды алхимик был поражен острым, сладким запахом, который исходил из этого ведра.
Он решил исследовать накопившиеся за несколько дней остатки и выделил оттуда неизвестную белого цвета жидкость. Он попробовал ее. Она была жгуча на вкус. Через некоторое время его охватил прилив неизъяснимой радости и восторга. Ему хотелось петь, плясать и смеяться, и он понял, что случайно напал на открытие, к которому столь тщетно стремился всю жизнь. Глоток жидкости вернул ему, старику, радость молодости. Влил в его жилы неисчерпаемые силы, вдохновил на титанические замыслы. В упоении назвал алхимик эту бесценную жидкость аль-кехаль (по-арабски значит «тонко растворимая»; отсюда потом образовалось слово «алкоголь») и, поняв секрет ее производства, наладил его и пустил свое открытие в мир, уверенный, что он облагодетельствовал человечество. И жидкость всем понравилась, всех пленила.
Поначалу алхимик слышал только восторженную благодарность себе за это открытие. Но чем больше люди пили алкоголь, тем страшнее становились последствия. Теряя рассудок, люди стали в опьянении творить вели
265
чайшие мерзости, калечить и убивать друг друга, и скоро мир наполнился стенаниями и проклятиями алхимику за его адское изобретение. И вот, когда несчастный старик, оглушенный этими воплями и плачем, вышел из своей лаборатории, он увидел, как землю опоясывает несметный рой несущихся в неудержимом вихре загубленных алкоголем людей. В тот миг он сошел с ума, и ветер, подхватив его, хохочущего, стал вечно кружить в хороводе погубленных им жертв.
С тех пор в смехе каждого пьяного слышится хохот сумасшедшего алхимика, хохот над собой, над своей роковой ошибкой, над своей гибелью.
Такова легенда. Что можно возразить ее умной морали?
Неисчислимо зло, которое приносит в мир алкоголь, разрушая здоровье и семьи, калеча детей, отнимая честное имя, ввергая в тюрьмы и сумасшедшие дома, укорачивая жизни. Поистине о размерах зла, приносимого в мир Джоном Ячменное Зерно (так назвал алкоголь Джек Лондон), можно составить себе представление только, когда послушаешь женщин, матерей и жен в кабинете врача, занимающегося лечением пьяниц, когда почитаешь уголовные дела, где содержатся рассказы о преступлениях, совершенных людьми в состоянии опьянения, и истории болезни алкоголиков, находящихся в психиатрических больницах. Одному из нас, психиатру- психотерапевту и наркологу, в этом отношении многое пришлось увидеть, услышать и перечитать. Тут поистине все известные краски покажутся бледными.
Данная книга не поэзия кошмаров и ужаса, и это обстоятельство освобождает нас от обязанности подтверждать сказанное пугающими примерами. Мы полагаем, что читающие и без нас уже слышали такого рода вещи, так пусть они, дойдя до этих строк, их и вспомнят. Мы же тем временем позволим себе начать беседу с только что вошедшим в кабинет больным. Обыкновенным, еще пока ничего страшного не совершившим алкоголиком, и тем не менее судьба его ужасна уже потому, что он полностью в лапах зеленого змия.
— Как ваше имя и отчество?
— Василий Вячеславович.
— Сколько вам лет?
— Пятьдесят с небольшим. Вы только что спросили, доктор, от чего я жду помощи, вернее, от чего я прошу меня защитить. Охотно отвечу — от самого себя, доктор. Именно от самого себя! Вот уже 20 лет не могу побо
266
роть в себе стремление к вину, к выпивке. Все чувствую, все понимаю. Понимаю весь позор и ужас моего положения, а бросить пить не могу. Сколько раз давал себе зароки, клялся жене, друзьям. Вижу, что качусь в пропасть, погибаю, а остановиться не могу. Ведь инженер я по профессии, а сейчас на подсобную работу перешел. Докатился до того, что ничего понять не могу — все, что знал, все пропил. И голову пропил, и одежду пропивать начал, как говорится, пропился до волос. Одним словом: яко наг, яко благ, яко нет ничего... И людей стыдно, и на мою несчастную семью смотреть больно.
— Скажите, Василий Вячеславович, ведь вот вы сейчас так разумно рассуждаете, и критики у вас к себе хоть отбавляй. Почему же вы давно не бросили себя губить, а близких терзать?
— Ах, доктор, в том и вся моя беда, когда трезв — полон раскаяния, кажется, ни за что в рот ее, проклятую эту водку, не возьму. Но как одну только рюмку выпью— так и пошло. И день пью, и два, и три. И вот вечером еле до дому дойдешь или притащат тебя всего в грязи, выпачканного хуже, чем свинья. А наутро едва глаза продрал — весь свет не мил:все горит внутри, руки дрожат, сам весь трясешься, и одна мысль, одно желание — опохмелиться. А раз опохмелился, так уже опять пошло по кругу. Вот и пропадаю из-за этой опохмелки— губит она. Правильно говорит народ: не за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался, не за то, что пил, а за то, что опохмелялся.