Сильнейшим ударом по мистике были изданные Шарко в соавторстве с Полем Рише два тома художественных иллюстраций. Один из них назван «Одержимые демоном в искусстве» и содержит картины исцеления Христом и святыми «бесоодержимых», а также изображения святых в экстазе, другой—«Уродства и болезни в искусстве», в котором большое место отведено сценам исцеления паралитиков и слепых. Здесь представлены репродукции со старинных, относящихся к V веку нашей эры, табличек из слоновой кости, с рисунков на дереве, украшающих стены древних монастырей, воспроизведены фрагменты средневековых фресок, гравюр, картин Рубенса, Рафаэля, Пуссена. С ними сопоставлены изображения многообразных проявлений истерических припадков на материале больных Сальпет- риера, мастерски зарисованные самим Полем Рише. Все это сделано настолько убедительно и обстоятельно, что выводы напрашиваются сами собой.
Рука об руку как непримиримые воинствующие защитники естественнонаучного мировоззрения выступали на борьбу с мистикой в те годы не только представители школ Парижа и Нанси, но все передовые исследователи гипноза разных стран Европы. Остро осознаваемая не
152
обходимость дать решительный отпор очередной мутной волне мистицизма, которая начала заливать Европу еще в начале 70-х годов XIX века, а к 80-м годам приобрела поистине угрожающие размеры, была одной из главных причин, приковавших ученых того периода к явлениям гипноза.
Эта очередная эпидемия мистицизма, как и предыдущие ее вспышки (о которых нам уже приходилось упоминать в ходе нашего изложения) во второй половине XVIII и в начале XIX века, была также порождена конкретной исторической обстановкой. К этому времени капитализм перестал быть прогрессивным строем, резко выступили его пороки и язвы, выросло и окрепло рабочее движение. В страхе перед его успехами правящие классы вновь обращаются к старому спасению — религии и мистике. Мистические настроения проникают в искусство, философию, науку. В Америке и Англии даже создается особое общество для так называемых психических исследований, поставившее целью соединить несоединимое — науку и мистику.
Вновь, как во времена Месмера и Калиостро, сначала высшие классы общества, а за ними близкие им по духу слои интеллигенции и легковерная масса мещанства, всегда старающаяся быть «ничем не хуже людей» (под которыми они разумеют лишь сильных мира), начинают увлекаться разнообразными формами мистики, среди которых мы опять обнаруживаем все ту же «древнюю восточную магию», хиромантию, астрологию. Повальный характер принимает увлечение спиритизмом. И вновь, как некогда, по всей Европе прокатывается молва о магнетизерах, среди которых особенно шумный успех сопутствует и упомянутому нами Донато, и Ганзену, о ком речь впереди. Конечно, ни о работах Брэда, ни о книгах Льебо, в которых содержатся убедительные аргументы против «всемогущества магнетизма», широкой публике ничего не известно. А в то же время необыкновенные явления, демонстрирующиеся повсюду — в театральных залах и фешенебельных клубах, на сценах кафе и салонах избранного общества,— неутомимыми и самонадеянными странствующими магнетизерами, снова дают обильный посев суеверий и предрассудков, будоража людское воображение.
Передовые ученые не могли мириться с оживлением темных обветшавших суеверий. Именно стремление противопоставить научную аргументацию очередной форме возрождающихся суеверий послужило причиной,
153
побудившей выдающегося немецкого ученого, профессора физиологии и гистологии Бреславльского университета Рудольфа Гейденгайна самому заняться изучением гипноза.
ПРОТИВ НОВЫХ СУЕВЕРИЙ
1880 год. Город Вроцлав, один из красивейших польских городов (в то время Бреславль). Здесь, как и всюду, как и во всех других городах, в которых уже успел побывать датский магнетизер Ганзен, его представления пользуются шумным успехом. Слух о проделываемых им чудесах еще задолго до его приезда достиг жителей города. Из уст в уста передавались сообщения, одни невероятнее других.
— В Дрездене Ганзен, подчинив своему влиянию одного весьма почтенного господина, заставил его поверить, что он молоденькая девушка. Да-да! Он даже заставил его делать книксен и танцевать за даму в контрдансе...
— А я слышал,— перебивал другой,— что замагнети- зированные им люди становятся покорны всякому мановению его руки: он идет — они идут следом, он делает вид, что плавает, и они делают то же...
— Мой знакомый,— подхватывает третий,— говорил мне, что однажды, прикоснувшись к руке замагнетизи- рованного им молодого человека, Ганзен сделал ее крепче железа — никто из присутствующих не мог потом ее согнуть.