И происходит запуск бессознательного поиска, который очень важен. Чтобы запустить поисковый кризис, также нужно рассказывать истории. Я вам расскажу одну историю, которую часто рассказываю своим пациентам.
Три буддийских монаха отправились на прогулку, и один из них раздавил улитку. Все трое вернулись в монастырь и пошли к настоятелю. Один монах сказал настоятелю о том, что его друг раздавил улитку. «Настоятель, будучи буддистами, мы должны уважать все формы жизни», — сказал он. «Это правда», — согласился учитель. «Но учитель, мы же не для того сажали наш прекрасный салат, чтобы его сожрали улитки?». «Это правда», — подтвердил учитель. «Но учитель, и то, и другое не может быть правдой одновременно». «И это верно», — ответил учитель.
Технические термины вы все, разумеется, знаете, но я хочу их тем не менее обозначить. Даже если я говорю, что еще не начал работу, на самом деле я уже ее начал. Вы знаете, что наша работа начинается с того момента, когда пациент входит в кабинет. Это важно. И подстройку к Наташе, гармонизацию с ней я уже начал делать. Это тоже важно. И потому я наблюдаю за ее дыханием и вскоре начинаю говорить в ритме ее дыхания, на выходе. И я фиксирую цель. И это обычная практика.
Я не сразу сажусь рядом с пациентом. Примерно 10-15 минут я разговариваю с ним, обсуждаю его проблему вдоль и поперек. И пока говорю, я гармонизируюсь с ним. Я стараюсь уловить его слова и выражения, отмечаю про себя, что он любит, и т.д. И когда я уже точно знаю, в чем заключается моя цель, я сажусь рядом с пациентом и делаю то, что сделал в работе с Наташей, — еще раз уточняю цель. Независимо от того, хороший ты психотерапевт или еще нет, важно, чтобы у пациента была цель, и чтобы у терапевта была та же цель, и чтобы мы достигли транса. Транс может продлиться всего несколько секунд, но этого, возможно, будет достаточно для того, чтобы пациент приблизился к своей цели. Как говорил Эриксон, транс сам по себе терапевтичен. Когда человек находится в трансе, нужно делать еще и хорошую работу внутри транса. Это и работа с диссоциацией, и использование разнообразных внушений и метафор, адаптированных к проблеме пациента.
Даже если я вижу пациента не в первый раз, в начале сеанса я всегда говорю, что мы сделаем упражнение, что наша работа — это обучение. Слова «упражнение», «обучение» особенно важны, и вам тоже следует их использовать. Пациент обратился ко мне как к особому специалисту, технику, но не к такому технику, который чинит его машину. Тот техник чинит его машину, а когда она через несколько месяцев снова ломается, ее опять отвозят в гараж. И слесарь опять ее чинит, и так далее, и так далее… Когда же пациент приходит ко мне, я не только чиню его машину, но и обучаю его самостоятельно чинить свою машину. В этом заключается разница.
Я говорю ему, что сегодня я учитель, а ты ученик. Я учитель, потому что немножко лучше знаю метод, чем он. Но если ты прилежный ученик, через три, четыре, пять сеансов ты будешь знать технику так же хорошо, как и я. Но, как всякому ученику, тебе придется делать домашнее задание. Поэтому я предлагаю своим пациентам систематически повторять упражнение дома. Наташа тоже может делать упражнение сама. И она научится действовать в состоянии аутогипноза. Для этого ей достаточно дома сесть на стул, закрыть глаза, а потом вспоминать то, что мы делали во время сеанса. И все ощущения легко возвращаются. Такая регулярная практика аутогипноза очень важна, потому что именно благодаря ей пациент очень быстро может стать независимым от терапевта и от терапии. И если человек владеет аутогипнозом, он может преодолеть большую часть трудностей, с которыми встречается в жизни. А если ему это не удается, тогда он приходит к нам, чтобы мы подучили его технике помощи себе. Я уже 15 лет лечу с помощью гипноза. И пациенты, которых я видел в первые годы, время от времени возвращаются ко мне — через полгода или через год. Однако я отмечаю, что чем больше времени проходит, тем реже они обращаются.
Особенность этой работы состоит в том, что у Наташи есть проблема, которую она хочет разрешить, однако мне она не известна. Но если бы даже Наташа сказала: «У меня такая-то проблема», — что стало бы для меня подтверждением того, что это действительно ее проблема? И что могло бы послужить доказательством, что то, что она назвала, — это на самом деле ее проблема? Итак, задача психотерапевта — определить проблему пациента. Те, кто занимается психотерапией, знают, что для нас это основная трудность. И такая ситуация, как в случае с Наташей, идеальна, потому что здесь я доверяю своему бессознательному и бессознательному Наташи. И это позволит нам работать вместе. Что, собственно говоря, я и сказал ей в начале сеанса. Именно так мы обычно делаем на практике. Поскольку я чувствую, что Наташа хочет работать серьезно, я тоже стараюсь работать серьезно. И чтобы работа была продуктивной, я начинаю делать то, что называется структурированной амнезией. Мы еще поговорим об этом приеме, когда будем рассматривать возрастную регрессию.
Я всегда начинаю с осознавания окружающих звуков. Я считаю, что это самый легкий способ привести пациента в комфортное состояние. В моем кабинете в Париже раздаются шумы, которые я хорошо знаю. Я представляю пациентам все окружающие звуки: тиканье часов, шум взлетающих самолетов… Я обращаю их внимание на то, что телефон может зазвонить, и пусть звонит — у меня автоответчик. И когда раздается телефонный звонок, их это уже не беспокоит. Я вспоминаю, как много лет назад в Ницце, на юге Франции, во время коллективной демонстрации, когда все уже начинали погружаться в транс, я сказал: «Пусть вас не беспокоит шум на улице». И практически все сразу же проснулись, потому что я допустил ошибку. Какую? Следовало поговорить о машинах в начале демонстрации. И тогда не было бы необходимости говорить об этом во время транса. А если бы я сказал в начале сеанса: «Обратите внимание на шум машин, проезжающих по улице, и на все остальные окружающие вас здесь шумы», — то все эти шумы помогали бы трансу.
Если бы Наташа была моей пациенткой, я сказал бы в начале сеанса: «Я учитель, ты ученица, и я научу тебя кое-чему, что ты будешь делать у себя дома». А потом я говорю: «А сейчас мы начнем». И сажусь. И пациент, располагаясь в кресле рядом со мной, обычно принимает ту же позу, что и я. Если он садится как-то иначе, то это означает, что я плохо подстроился к нему, что мне не удалось гармонизироваться с ним. Он кладет руки на колени, и это хорошее положение для отслеживания сигналинга.
И тут я говорю пациенту: «Начиная с этого момента, все, что мы будем делать здесь, вы будете также делать у себя дома… Точно так же, за исключением маленького различия, о котором я расскажу вам после сеанса. Сядьте, представьте себе, что вы у себя дома. Слушайте шумы, которые здесь есть, так, как вы будете слушать шумы у себя дома». И с этого момента я больше не говорю о шумах, которые есть у него дома. Я представляю ему шумы моего кабинета. Но пациент знает, что в это время в своем воображении он находится в комнате у себя дома. И шумы его собственной комнаты перемешиваются с шумами, окружающими его здесь и сейчас. Как говорил Эриксон, «Мой голос будет сопровождать вас и станет голосом ветра ваших воспоминаний, голосом вашего друга и шумом повозки, которая удаляется по дороге, и так далее».
Вы видите, что я подключаю различные сенсорные каналы: слух и положение тела. Маленькое замечание относительно зрительного канала. Во Франции мне приходилось видеть, что в начале сеанса, после обсуждения проблемы гипнотерапевты говорят пациенту. «Теперь закройте глаза, мы начинаем». Это не совсем по-эриксоновски. В новом гипнозе мы так не делаем. Надо стараться никогда не давать приказов пациенту. Когда мы будем работать с внушениями, вы увидите, что они очень близки к манипуляции. Манипуляции невозможно избежать полностью, однако нужно стараться работать так, чтобы оставлять пациенту, насколько это возможно, священное пространство транса, в том числе возможность свободного передвижения в нем. И я сказал Наташе в начале сеанса (и говорю это всем своим пациентам, даже если они ко мне приходят в третий, четвертый раз), что они могут двигаться, задавать мне вопросы и т.д.