- Разве ты в этом нуждаешься? - спросил едва пришедший в себя Ермаков. Он с любопытством и некоторым испугом рассматривал свое детище, такое привычное там, на сборочном столе, и такое до жути незнакомое здесь.
- Солнце всем полезно. Разве не ты это говорил?
Мурашки пробежали по спине Ермакова. Много чего говорил он, работая у сборочного стола, не думая, что его слова могут быть услышаны. Но робот, видимо, жил еще до того, как первый раз шевельнулся. Так живут эмбрионы. Человек или любое животное еще не родились, но они уже учатся жить и понимать окружающее.
- Ты знаешь, как тебя зовут? - осторожно спросил Ермаков.
- Адам. Вы же с Леней так меня назвали.
Снова Ермакову стало не по себе: что еще знает и умеет этот «новорожденный»?!
- Ты - мой Создатель, и я должен слушаться тебя, - неожиданно сказал робот.
- Что ты еще скажешь? - замирая сердцем, спросил Ермаков. Ему вдруг подумалось, что робот умеет угадывать мысли.
- Я создан не говорить, а слушать и исполнять.
- Но мне нужно получше узнать тебя… живого… Что ты можешь, чего хочешь?..
- Хочу все узнать об этом мире, - сказал робот и грациозно повел в стороны всеми четырьмя щупальцами-руками, показывая на горы, леса, на озеро и даже на небо, затянутое легкой светящейся дымкой. - Можно, я самостоятельно побегаю? Мне надо кое с кем поговорить.
- С кем, например? - спросил Ермаков, раздумывая, кого бы ему предложить в собеседники.
- Не с людьми, - сказал робот. - Вон с тем шариком.
Только тут Ермаков заметил огненный шар, примостившийся между камней у ручья. Этот шар был поменьше размером, чем в прошлый раз, и походил на желтый мяч, покрытый люминесцентной краской.
Когда робот, быстро перебирая длинными ногами-щупальцами, скрылся за камнями, Ермакову вдруг пришло в голову, что знакомство с этим таинственным природным явлением может быть небезопасно. Ведь и прошлый раз такой вот шар вел их по тропе. Вел к пропасти. Только осторожность спасла тогда. Кто знает, может, шары вели и роботов той трагической ночью?
- Назад! - крикнул Ермаков. Но робот не вернулся. Бежать следом за ним было бессмысленно: знал Ермаков, как быстро может бегать его «ребенок», сам закладывал в него программу.
Несколько раз он успел заметить своего Адама между деревьями по ту сторону озера, затем на горном склоне. Черный, он катился рядом с желтым шаром, словно хотел обогнать его. Потом эта пара исчезла в горах, и вскоре оттуда донеслось слабое эхо взрыва.
- Как тогда! - испуганно сказал Леня, подходя к Ермакову.
- Откуда у него такая прыть? - задумчиво произнес Ермаков. - Программа предусматривает самообучение, но не до такой же самостоятельности. Сделаем Еву, на привязи ее, что ли, держать?..
Тут на горной тропе застучали камни и послышались торопливые шаги: к ним сверху, от замка, быстро шел председатель Каменский.
- Где твой робот? - крикнул он еще издали. - Покажи, что он может.
- Ничего не может, - угрюмо сказал Ермаков.
- Зачем же ты его делал?
- Теперь я и сам этого не знаю.
Каменский стоял перед ним, высокий, плечистый и небритый, покачивался с пяток на носки, словно собирался прыгнуть. В его глазах было что-то недоброе, и Ермакову подумалось: будь робот на месте, председатель сейчас накинул бы на него узду, ошейник или что-то подобное и, как козу или собачонку, поволок к замку, к Обнорскому.
- Хитришь ты, Ермаков… Зачем мы тебя взяли?
- Затем же, зачем и других.
- Другие создают шедевры, а ты что делаешь?
- Пока что кормлю тех, кто создает шедевры…
- Вот и корми. Ты это умеешь - и делай. А другие будут творить произведения высочайшего искусства. Каждый должен заниматься своим делом.
- А я тоже буду писать стихи, - зло сказал Ермаков. - Мне это больше нравится.
- На Земле таких, как ты, поэтов - тысячи. Мы взяли сюда только избранных.
- А с чего ты решил, что я плохой поэт? Ты же ничего моего не слышал.
- И слышать необязательно, мы и так знаем, кто есть кто. - Помолчал, поглядывая высокомерно сверху вниз, и разрешил снисходительно: - Ну, прочти.
Ермаков усмехнулся, демонстративно выставил ногу как это делали некоторые поэты:
Каменский помолчал, подумал и махнул рукой:
- Сойдет для начинающего.
- Неужели хуже этого вашего шедевра: «Кричу опять: дважды два - пять!..»
- Да ты!.. Да вы!.. - задохнулся Каменский. - С первым же кораблем!.. На Землю!..