Выбрать главу

Она покраснела и, помолчав, ответила теми же стихами:

- Нет… рабу я не буду рада…

Это уже походило на взаимопонимание. Я вытянулся на камне и положил голову ей на ноги.

- Ах, яр, ямман, ямман… (Я р - возлюбленная. Я м м а н - выражение огорчения).

- Хорошая у вас память, - сказала она, не двигаясь.

- Всю книжку наизусть выучил, - пробубнил я. От ее колен, обтянутых жесткими джинсами, пахло землей и душистым мылом.

Она взяла мою голову обеими руками, и я зажмурился от ожидания. Но ничего не произошло. Ануш отодвинула ноги и положила голову левой щекой на теплый камень. Затем встала и быстро пошла прочь. А я лежал, боясь шелохнуться, стряхнуть ощущение ее рук. Было мне и сладко и горько одновременно.

- Ах, ямман, ямман…

И вдруг я увидел змею. Мокрая, она выскользнула из какой-то щели и поползла ко мне, оставляя на камне темный след. Это было так неожиданно, что я вскочил и заорал. Тут же замолк, устыдившись своего крика, но было уже поздно: ко мне бежала Ануш. Она резко остановилась в шаге от меня, словно наткнувшись на невидимую стену, вскинула огромные испуганные глаза.

- Извини… змея, - выговорил я. Оглянулся, но змеи не увидел: пропала, будто провалилась. Только мокрый след все еще выделялся на камне.

И вдруг Ануш метнулась к этой мокрой полосе, закричала что-то по-армянски. Набежали люди, обступили, принялись лить на камень воду, заговорили о чем-то, заспорили. Появились Тетросян с Арзуманяном, нырнули в толпу. И я протиснулся вперед, увидел на мокрой плите цепочку ямок и черточек.

- Надо же, надпись! - радостно крикнул кто-то. - Клинопись!

- А чего написано? - спросил я.

На меня воззрились сразу несколько человек, как на сумасшедшего.

- Тут, дорогой мой, еще работать да работать, - послышался голос Арзуманяна. Он встал передо мной, маленький, лысенький, неузнаваемый без своей широкополой шляпы, принялся руками отстранять людей от камня, чтобы, не дай бог, не наступили на него. - Это вы обнаружили? Вы?..

- Я змею… А надпись она, - показал я на Ануш.

- Поздравляю, дети мои, поздравляю! - воскликнул он, простерев к нам руки. - Прекрасная надпись, пре-кра-сная!

- А о чем она?

- Только предположительно, очень предположительно, - сказал Арзуманян. - По-моему, угадывается понятие каких-то драгоценностей, драгоценных камней. - Его глаза вдруг округлились, и он начал еще дальше отодвигать людей. - Охрану, охрану надо поставить. Вдруг в самом деле здесь драгоценности. - И повернулся к Тетросяну. - Вы уходите? Идите скорей. Сообщите там. Идите же. - Он прямо-таки подтолкнул Тетросяна на тропу. И тот пошел, даже с дочерью не попрощался. Арзуманян и меня потянул за руку: - А вы чего? Захотите поработать на раскопе - милости прошу, а сейчас поспешите…

И я тоже пошел, успокоенный этим его предложением. Конечно, захочу, как же иначе? Напоследок поймал напряженный взгляд Ануш и побежал за Тетросяном.

Машина на дороге уже ждала, возле нее стоял Алазян, нервно барабанил рукой по капоту.

- Где вы так долго? У нас столько дел! Загарян же уезжает, а нам надо успеть в его мастерскую.

- Там надпись нашли, - огорошил его Тетросян.

- Клинопись? Я так и знал.

Что он знал, никто не спросил, но и Тетросян и Гукас посмотрели на него с уважением. Потом мы сели в машину и поехали, и Тетросян, торопясь и захлебываясь словами, начал рассказывать, как все было. Правильно рассказывал, будто был где-то рядом с нами, подглядывал. Не сказал только о том, как я положил голову на ноги Ануш. Может, проглядел это, а может, не захотел говорить. Кто знает, что это значит по кавказским обычаям.

- Поразительно, что надпись нашли именно вы, - сказал Алазян, повернувшись ко мне. - Это еще одно доказательство.

- Доказательство чего?

- А вот сейчас приедем к Загаряну, увидите.

- Интересно, как вы это воспримете, - подал голос Гукас, сидевший за рулем.

- Что? О чем вы? - спросил я.

- А вот приедем к Загаряну… Сейчас пообедаем и прямо к нему.

- Вы же сказали: он уезжает.

- Мы обедать заедем, а не куда-нибудь. Он же понимает.

Обед походил на пир. Хоть было нас всего четверо, стол был накрыт, как на десятерых.

Алазян встал.

- Я предлагаю помянуть те благословенные времена, когда армяне и русские жили как добрые соседи, как близкие родственники, помогая друг другу…

- Так мы вроде бы и сейчас… - вставил я.

- Верно, и сейчас. Но я говорю о проторусских.

- Кто это? - спросил я. И по тяжелому взгляду Алазяна понял: спросил не то, что следует.

Он долго смотрел на меня своими темными пронизывающими глазами и наконец, весомо разделяя слова, начал говорить: