Но и этих двух способов словотворчества (подражание звучанию предмета и подражание образу предмета), считает де Бросс, недостаточно, чтобы объяснить происхождение слов; как и Руссо, он привлекает "природные вопли" человека. Это та гипотеза, которая впоследствии получила название теории междометий.
Наблюдая за поведением детей, де Бросс пришел к выводу, что первоначально бессмысленные восклицания детей, выражающие их ощущения, переходят в междометия, "живописующие" внешний мир. Перенеся эти наблюдения на первобытный язык, он решил, что междометия суть первые его слова. Из междометий, сопровождавших ощущения и впечатления от вещей, получались слова, "накладывавшиеся" на эти впечатления.
В 1769 г. Берлинская академия объявила конкурс сочинений на тему "Могут Ли люди, будучи представлены своим врожденным способностям, создать язык?" Одним из немногих, кто ответил на этот вопрос положительно, был немецкий просветитель второй половины XVIII в. И. Гердер. И до этого конкурса его интересовал вопрос о происхождении языка, а тут выпала возможность высказаться публично. В 1771 г. Гердер представил рукопись в академию, и она была отмечена премией. В следующем году работа публикуется под названием "Исследование о происхождении языка".
Если до сих пор мыслителей беспокоило прежде всего происхождение членораздельного слова, его звуковой стороны, то Гердер сосредоточил свое внимание на возникновении внутреннего содержания имени, его значения, что явилось несомненным новаторством. Гердер исходит из того, что и животные и человек в животном состоянии имели язык. Это язык естественных криков страдающей души, это проявление ее инстинктов. Такие крики возбуждают другие существа с родственной душой, вызывая у них сочувствующие ощущения. Язык животных и первых людей основан на инстинктах, это язык ощущений. Подтверждением тому является язык дикарей – трогательные звуки, в которых дикари изливают свои чувства. Все это – действие закона "чувствующей машины".
Но настоящий человеческий язык очень далеко отстоит от языка ощущений. Последний для него даже не корни, а соки, которыми питаются корни человеческого языка. А дело в том, что человек обладает особой природой, противоположной сущности животных. Если животные – это чувствующие машины, работающие инстинкты, то у человека инстинкты ослаблены. Этот недостаток возмещается совершенно особым качеством – разумом, который, как и язык, коренится в природе человека. Разум не возвышает его на ступень над животными, но делает человека другим по существу. Эта сила охватывает и познание, и чувствования, и "волящую природу" человека; в ней-то и лежат исходные основания языка.
Благодаря разуму человек перестает быть инстинктивно действующей природной машиной, он становится свободным от бессознательной деятельности, он сам может поставить и решить задачу "обработки" самого себя, так как способен найти сферу своего отражения, в том числе в самом себе. Другими словами, он может наблюдать самого себя, анализируя свой внутренний мир. Эта способность к рефлексии и породила сначала внутренний, а затем внешний человеческий язык.
Гердер упорно подчеркивает, что рефлексия и созданный ею язык – особые свойства человеческого рода, они также естественны, как сам человек. Мы бы согласились, что рефлексия (самосознание) является одним из кардинальных психических свойств человека, но она отнюдь не есть то, что отделяет его от животного мира, как это получается у Гердера.
Процесс создания языка, по Гердеру, состоит в следующем. Мышление есть не простое узнавание предмета, а выделение из роя образов, проносящихся в душе человека, отдельных "волн" для сосредоточенного наблюдения над ними. В результате анализа выделенного образа и сопоставления его с другими выявляются признаки как отличительные свойства этого образа и создается отчетливое понятие. Эти отличительные признаки образа – результат рефлексии – и есть "слова души".
Но не всякий признак, считает Гердер, становится "словом души" и отделяется от образа предмета, а такой, который повторяется и производит наиболее сильное на нее впечатление, выделяясь на первый план. Так, для белого, кроткого, покрытого шерстью ягненка таким признаком будет "блеять"; при повторной встрече с ним душа скажет: "А, это ты, блеющий!" Звук блеяния соединился с признаком "блеять" овцы и в результате рефлексии сделался ее названием. Звук, признак предмета и его идея соединятся даже в том случае, если человек и не будет пытаться произносить название. Эта связь возникает в разуме сама по себе, естественно, и душа, созерцая овцу и избрав блеяние в качестве памятного знака, "в глубине своей уже проблеяла" это слово.
Гердер, видимо, первый начал рассуждать о внутренней речи. До сих пор понятие это очень сложное и спорное. В контексте же рассуждений Гердера, в плане генезиса речи оно просто перевернуто: "слова души", конечно, могли возникнуть не в результате спокойного созерцания предметов, а только в процессе общения людей.
В качестве "материала" для звуков речи Гердер вслед за Ж.-Ж. Руссо указывает на природные звуки вещей и на звуки, вызываемые чувствованиями. Здесь он рассуждает довольно витиевато: имея чувства, душа имеет отчетливые представления, а следовательно, признаки и внутренний язык; с другой стороны, чувствования как ощущения, присущие "животной природе" человека, имеют свой звук, который и есть слово для внешней речи. Таким образом, внутренний язык и внешний связаны через чувствование, а не рефлексией, которая не распространяется на "животную природу".
В одной из своих последних работ, "Идеи к философии истории" (1791), Гердер отдает дань подражанию жестами и мимикой у детей и диких народов. Последних он называет "прирожденными артистами мимики", которые выражают в танцах и играх присущий им образ мыслей. Но эти средства общения, как и звуки, – средства "животной природы", и с помощью их человек не приобрел бы свой "родовой характер". Подлинно человеческая природа могла возни кнуть только благодаря разуму и языку, но они уже – "чудо божественного вмешательства".
Противопоставление животного и разумного начал в человеке, сочетающееся с религиозными убеждениями Гердера, привело его к двойственности понимания происхождения языка (и естественное, и чудесное), что дало основание его современнику философу И.Г. Гаману (1730-1788) называть это понимание сверхъестественным доказательством человеческого происхождения языка.
ЯЗЫК КАК ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ДУХА (В. ГУМБОЛЬДТ)
Вильгельм Гумбольдт (1767-1835) – немецкий философ, лингвист и политический деятель, один из основоположников сравнительно-исторического языкознания и философии языка. По своему мировоззрению он – яркий представитель гуманистического немецкого просвещения, друг Гете и Шиллера.
Цель общественного развития В. Гумбольдт видел в полном и гармоничном развитии духовных сил и способностей, данных личности щедрой природой. В этом развитии должно найти выражение все своеобразие индивидуальности как отдельного человека, так и нации в целом. Дух нации – дух ее языка, язык – деятельность духа, через нее и происходит саморазвитие внутреннего мира и отдельной личности и нации в гармоническое целое. Движущая сила этого развития – творческое воображение.
В. Гумбольдт многое сделал в области классической филологии и сравнительно-исторического языкознания. Свои взгляды на происхождение языка В. Гумбольдт выразил в довольно кратком отрывке из введения "О различии в строении человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человеческого рода" к книге "О языке кави на о. Ява".
Очень своеобразным для своего времени, предвосхитившим многие направления современной лингвистики (психолингвистика), был подход Гумбольдта к пониманию природы языка. Язык не есть нечто застывшее, мертвое, созданное, он и деятельность духа, и создаваемое в каждый момент, и постоянное, и преходящее. Будучи вечно повторяющейся работой ума, стремящегося к звуковому выражению мысли, он являет собой то общее, как мы сейчас сказали бы, регулярное, что многократно производится в говорении. Но чтобы стать языковым (а не речевым) явлением, регулярности недостаточно. Слова и правила, которые обычно называют языком, будучи хаотически выделены из говорения, могут представить лишь отдельное, не характерное для всего языка. Высшие и тончайшие особенности языка могут быть постигнуты Не через отдельные его элементы, а в связной речи, через совокупность всех говорений, коей и является язык.