Изложив последовательность становления языка в "Рассуждении о происхождении основных законов" (1754), правда, не затрагивая или не видя причин социальной необходимости в переходах от "природных воплей" к языку жестов и от него к артикулированной речи, Ж.-Ж. Руссо в "Трактате о происхождении языка" (1761) подробно излагает свои представления о характере первобытной речи. Это прежде всего язык образный, поэтический, первыми выражениями были тропы, а собственные смыслы слов были найдены впоследствии. Люди сначала говорили, скорее пели в поэтической форме, а потом уже научились мыслить. Этими представлениями Ж.-Ж. Руссо еще более осложнил свою задачу – выяснить, как люди договорились о значении слов, так как условиться об образном, переносном употреблении слов все же труднее, чем об их прямых значениях.
Идеи Ж.-Ж. Руссо, интересные и разнообразные, имели большое влияние на современников, рассуждавших о происхождении языка, и на авторов последующих гипотез. Он первый, кто развил идею этапности происхождения языка, высказал мысль о том, что первые слова имели смысл предложений, т.е. что первыми словами были речения – коммуникативные единицы, и поставил вопрос о способах перехода от жеста к членораздельному звуку; он фактически первый рассмотрел "природный вопль" как источник, материал для будущего, членораздельного языка.
Еще одну оригинальную, но не совсем верную мысль высказал Руссо, на которой хотелось бы остановиться и по существу ее важности, и потому, что она вызвала резонанс у современников, в частности была воспринята А. Смитом. Мы имеем в виду мысль о том, что первые слова обозначали индивидуальные предметы, были именами собственными. Один дуб, рассуждал Руссо, получил свое название, а другой – свое, и должно было пройти много времени, прежде чем люди заметили нечто общее между ними. Это и явилось источником одинаковых имен – синонимии.
Эту идею подхватил и развил А. Смит. В своей работе "Соображения о происхождении и формации языков" (1759) он описывает гипотетическую ситуацию, в которой участвуют два дикаря, оторванных от своего племени и вынужденных создать язык для общения друг с другом. Они стали бы соотносить произносимые звуки с окружающими их предметами. Но предметы эти единичны: пещера, в которой они прятались от холода; дерево, дававшее им плоды; источник воды и т.д. Поэтому и слова первоначально были именами собственными.
Вопрос, следовательно, состоит в том, какими по степени общности могли быть первые слова? Могли бы они быть собственными именами, т.е. единичными? Будем рассуждать так. В ситуации двух дикарей А. Смита не было необходимости в изобретении названий: дикари вполне могли общаться жестами или "воплями". Другое дело, если перед их глазами росло несколько деревьев. Нужно ли было давать каждому свое имя или лучше придумать общее?
Здесь мы должны исходить из того, что язык чутко реагирует на потребности общения. Если некоторый объект (предмет, явление, человек) значим для общения, то рано или поздно мышление вырабатывает для него специальное обозначение. В противном случае он либо совсем не обозначается, либо обозначается описательно, т.е. комбинацией различных слов.
Вполне возможно, что первые имена (вычленившиеся из слов-предложений) были именами собственными, но обозначали они не предметы, а людей или их сообщества, поскольку различать и сообщать что-либо им и о них было жизненно необходимо. Названия же предметов, одинаковых с точки зрения потребностей людей, скорее всего, были сразу же обобщенными и определенными чтобы отделять их от других предметов.
Поэтому категорические утверждения Ж.-Ж. Руссо и А. Смита о единичности первых имен нуждаются в определенном уточнении.
XIX в. – век бурного развития промышленной революции капитализма с его индивидуализмом и прагматизмом, может быть, косвенно, но оказал влияние на характер рассуждений философов и филологов о происхождении языка. Если В. Гумбольд, В. Вундт и А. А. Потебня опирались в своих гипотезах на внутренние способности индивида, его духа или инстинктов, то другая серия гипотез, в которой выделяется концепция Л. Нуаре, обращена к внешней, физической деятельности людей, притом совместной.
Одним из основоположников этой линии явился известный немецкий филолог Л. Гейгер (1829-1870). Его большой интерес к возникновению и развитию языка выразился в двух работах: "Происхождение языка" и "Происхождение и развитие человеческого языка и разума"3.
В основе формирования языка лежат не чувства, связывающие образ предмета и исторгаемый человеком звук (теория междометий), и не звуковые впечатления от предметов (ономатопоэтическая теория), а зрительные восприятия, как полагает Л. Гейгер. Из всех зрительных восприятий наиболее сильными были восприятия челове ческих движений. С другой стороны, произнесение человеком какого-либо звука обязательно связано с мимикой лица, по крайней мере с "жестом" рта, и легко наблюдается собеседником. Этот "жест" изображает звук, а звук – свой жест. Этот двуединый объект языка связывается с впечатлением от действий (немимических) и начинает их обозначать. Постепенно звук освобождается от мимики и уже самостоятельно обозначает действие.
Этот первоначально мимический язык был достаточно выразительным, чтобы люди могли без предварительного соглашения понимать друг друга.
Конечно, скажем мы, глухие могут "читать" звучащую речь по движениям губ говорящего, но для этого они должны пройти большую школу обучения. Мимика – достаточно выразительное средство для эмоциональных состояний, но недостаточное для описания внешних явлений, в том числе и действий.
Постольку исходные впечатления вызывались действиями людей, постольку первыми корнями явились глагольные, полагал Л. Гейгер. Так, в основу названий цвета легли не впечатления от разных красок, а "действие намазывания краской предмета". Гейгер пытается, но малоуспешно, показать, что названия предметов производны от названий действий. Так, дерево, происходит от лишенный коры, земля – от растертое, зерно – от растущее и т. д.
Сама по себе идея действия, лежащего в основе происхождения языка, звучит вполне современно, но развертывается она у Гейгера односторонне и прямолинейно.
Однако представление об определенной роли ртового "жеста" живо и в наше время. Так, в журнале "Тетради по мировой истории" в 1956 г. была опубликована статья Р. Пэджета "Происхождение языка и эпоха палеолита"[1], в которой автор утверждал, что язык возникает из пантомимических движений рук, которым бессознательно подражает рот, а движения последнего коррелируют с горловыми звуками. Думается, что "техника" движений рук и рта настолько разнородна, что проведение между ними аналогии – слишком смелая гипотеза.
Глава 5 ЯЗЫК – ПРОДУКТ ОБЩЕСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ
Как и любую другую, выбранную нами проблему можно решать на разных уровнях: на уровне общего, методологического подхода, формулировки принципов решения, на схематическом уровне решения в рамках принятой методологической концепции и, наконец, на уровне конкретной, поэтапной "программы"^ в которой и реализуется схема.
Методологическая концепция происхождения человека и языка сформулирована в ряде трудов классиков марксизма и прежде всего в работе Ф. Энгельса "Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека"'. Определенное (хотя и недостаточное, на наш взгляд) внимание этой концепции уделяли советские философы и психологи.
Конкретизация методологической концепции на уровне схемы требует не только общих предпосылок, но и определенного фактического материала из области палеоантропологии, археологии, этнографии, зоопсихологии, онтогенетических наблюдений. В отечественной науке соответствующие построения с разной степенью полноты и убедительности осуществлялись представителями различных дисциплин – антропологии, истории, языкознания. Этот уровень нам кажется вполне достижимым и реальным. Конечно, в познавательном отношении он может быть только гипотетическим. Но по мере развития наук о прошлом человечества схематические решения будут становиться все более полными и органичными.
1
Paget R.A.S. The origins of language with special reference to the Paleolitnic age. – Cahiers dTiistoire mondiale. 1956. t.l, N2. p. 399-426.