Учитывая сложность проблемы происхождения человека, проводить прямую аналогию между обезьяньим стадом и сообществом первобытных людей несколько рискованно. Но принимая, что антропоиды являются хотя и отдаленными, но родственниками человека, мы все же можем организацию стада обезьян поставить в параллель с организацией праавстралопитекрв, не умевших изготовлять орудия труда.
Итак, основным свойством обезьяньего стада является его иерархическая организация. "В стаде обезьян существует уже сложившаяся система взаимоотношений и своеобразной иерархии с соответственно весьма сложной системой общения", – отмечает А.Н. Леонтьев17.
По данным Н.А. Тих (здесь и далее отсылки на литературу даются по кн.: Онтология языка как общественного явления М., 1983. – Ред.), можно наметить по крайней мере четыре уровня иерархии в обезьяньем стаде. Они выделяются на основе значения особи для филогенеза стада. На низшей ступени иерархии находятся старые самки, не способные к рождению детенышей и сложным способам добывания пищи. Затем идут молодые неопытные самцы, претендующие на "власть" и на самок. К третьему уровню можно отнести молодых самок и детенышей, являющихся как бы "окружением" и пользующихся покровительством крупных и сильных самцов. Последние образуют ядро стада и высший уровень его иерархии. Внимание вожака к членам стада зависит от их места в иерархии. Старых самок они вообще не замечают, молодых самцов им приходится часто "вразумлять", детеныши и молодые самки пользуются их наибольшим расположением.
Функции вожаков достаточно четко выражены, и они многочисленны: следить за безопасностью стада и защищать его от внешних врагов; быть производителем потомства и быть судьей-экзекутором в конфликтах между членами стада. Право быть судьей в ссорах – один из атрибутов вожака. Все исследователи пишут о нем, отмечая его существование не только у млекопитающих, но и у птиц, указывает Р. Шовен.
Соблюдение иерархии и ее динамика довольно сложны. Основной принцип здесь – "право сильного". Иерархия устанавливается на основе постоянно ведущихся драк (И. Халифман), Однако этот принцип может нарушаться, и в вожаки попадает не самый сильный, а самый "хитрый" из молодых самцов.
Интересный случай произошел в стаде шимпанзе, за которым наблюдала англичанка Джейн Гудолл в танзанийском заповеднике Гомбе-Стрим. "Презираемый" всеми самцами, находившийся на низкой ступени иерархии Майк попробовал применить для завоевания "власти" пустые металлические канистры. Он схватил несколько канистр, стал толкать их перед собой, тем самым создавая страшный шум, и напустил на себя ярость. Доминирующие самцы в страхе разбежались, но потом стали перед ним заискивать. После нескольких таких процедур они признали его "власть". Затем уже для удержания "власти" ему было достаточно проявить агрессивность, размахивая веткой.
Борьба за лидерство в стаде гармонически сочетается со взаимопомощью. Стадо обороняется коллективно. Шимпанзе после удачной охоты может поделиться кусочком с другими членами стада. Как известно, П. А. Кропоткин считал взаимную помощь особей как в растительных и животных сообществах, так и в человеческом обществе фактором прогресса, противостоящим борьбе за существование.
По своему характеру шимпанзе очень индивидуальны. Подвижные и вялые, трусливые и наглые, хитрые и непосредственные – они могут быть самыми разными. Поэтому и отношения внутри стада не просто агрессивные или доброжелательные, но имеют сложную градацию и различные оттенки. Выражение этих отношений также довольно разнообразно. Некоторые ученые считают, что контакты между животными могут выражаться в особых ритуализированных формах (например, встречи двух особей). Кроме звуков, широко используются жест и поза. Д.Гудолл однажды наблюдала нечто вроде танца.
До сих пор биологи дискутируют вопрос о способностях человекообразных обезьян к мышлению и языку. Экспериментальные данные, полученные в последние годы, позволяют сделать вывод о весьма высоком уровне их способностей. Еще Ф. Энгельс достаточно высоко оценивал умственные возможности животных. Он писал: "Нам общи с животными все виды рассудочной деятельности: индукция, дедукции, следовательно, также абстрагирование., анализ незнакомых предметов (уже разбивание ореха есть начало анализа), синтез (в случае хитрых проделок у животных) и, в качестве соединения обоих, эксперимент (в случае новых препятствий и при затруднительных положениях)"[6]. Но далее Ф. Энгельс пишет, что "диалектическое мышление – именно потому, что оно имеет своей предпосылкой исследование природы самих понятии, – возможно только для человека"[7].
Для мышления высших животных характерна сильная избирательность вычленения элементов ситуации, детерминированная их (элементов) биологической значительностью. "Даже высшие животные, – пишет Р.Н. Ладыгина-Коте, – в каждой ситуации замечают и отражают.лишь те отношения, которые имеют для них жизненный смысл, связанный с удовлетворением той или иной биологической потребности, к другим же отношениям они относятся индифферентно"[8].
Жизненная значимость элемента ситуации обычно эмоционально окрашена для животного, и поэтому фиксация его образа в памяти не требует многократных повторений: достаточно одного воздействия среды, чтобы соответствующий образ вошел в жизненный опыт животного. Такое запоминание не нуждается в подтверждении стимула, которое необходимо в случае индифферентных раздражителей.
Первобытный человек также воспринимал мир через фильтр своих потребностей, и то разнообразие ситуаций, в которые он попадал (прежде всего охотничьих), способствовало быстрому накоплению опыта. Задача состояла в том, чтобы как можно полнее (а это было жизненно важно) передать его последующему поколению, чему могла служить только такая богатая средствами форма общения, как драматическое действо.
Жизненно значимые элементы ситуации образуют для животного ее ядро. Все же остальные ее явления слабо различимы. Однако, как показала К.Н. Ладыгина-Коте, такая же диффузность свойственна и детскому мышлению, а факты из языков первобытных народов говорят о том же: для них характерна такая суммарность значений слов, при которой одно слово обозначает целую совокупность разнородных предметов; так, в языке аранта одно и то же слово обозначает и "корни водяной лилии", и "кости человека", и "ночь", объединяемые общим признаком "невидимого" (В.В. Иванов).
Прежде чем переходить к вопросу о возможностях обобщения и абстракции у высших обезьян, приведем генетическую классификацию обобщения, предложенную Г.С. Костюком. Он различает: 1) "доаналитическую" генерализацию, имеющую место на уровне диффузного мышления; 2) обобщение после элементарного анализа (целое расчленяется на несвязанные признаки, отдельные признаки подменяют собой целое понятие); 3) обобщение после комплексного анализа, в результате которого образуется комплекс соотнесенных признаков.
Для человекообразных обезьян характерны первые две формы обобщения. Еще И.П. Павлов отмечал, что он пришел к выводу о наличии у животных своеобразных понятий, образующихся путем генерализации отдельных представлений в одно более общее. Он полагал, что животные реагируют на обобщенные раздражители, и соответствующие обобщения можно рассматривать как аналоги понятий.
Что же касается способности к абстрагированию, то у обезьян обнаружены лишь зачатки: абстрагируемый признак не отделяется от объекта и не рассматривается как самостоятельный объект, а лишь оттеняется, вычленяется в предмете. Так, обезьяна не может выработать абстракцию длины и оперировать с нею, как считает К.Н. Ладыгина-Котс.
8
Ладыгина-Коте И.И. Предпосылки человеческого мышления: (Подражательное конструирование обезьяной и детьми). М., 1965, с. 109.
76