Таким образом, линия Платона – Аристотеля предполагала установление имен мудрым человеком по возможности в согласии с природой вещей. Если же таковое отсутствует, то это происходило по двум причинам: или имя с самого начала было плохо установлено, не в соответствии с вещью, или первоначально правильное нмя было искажено обычаем.
Остается неясным вопрос, что имеется в виду под подобием имени вещи. Само звучание должно походить на вещь, как это стремится показать Сократ, пародируя кого-то из атомистов? Или этимологически, своей "внутренней формой", т.е. значением морфем ("слогов"), слово должно подражать впечатлению о вещи. Примеры, приведенные Аммонием, говорят, кажется, о втором понимании.
Приблизительно в 1797 г. Парижский институт объявил конкурсную тему "Влияние знаков на формирование идей" (Determiner quelle a ete 1'influence des signes sur la formation des idees). Случайно узнав об этом, французский историк философии, публицист и общественный деятель Ж.М. Дежерандо (1772-1842) сочиняет на эту тему мемуар, который в более обширном виде издается в 1800 г. под названием "Знаки и искусство мыслить, рассмотренные в их взаимном отношении"12.
Дежерандо трактует происхождение языка на фоне его соотношения с мышлением и в каком-то смысле предвосхищает идеи В. Гумбольдта. Французский философ обращается к этнографическим наблюдениям за поведением и мышлением диких племен и обращает внимание на то, как мало успехов они сделали в умственной деятельности. Хотя их мышление и способно удержать множество фактов, но неспособно связать их логической цепью. Однако у Дежерандо вызывает удивление тот факт, что некоторые из наречий для своего создания требуют высокого строя мысли, большого "усилия разумения". И это особенно странно, что ныне живущие племена на протяжении многих поколений ничего не прибавляют к своему языку. Отсюда Дежерандо делает вывод: они имели при своем возникновении в качестве руководителей несколько человек, превосходивших всех тех, из кого эти народы состоят теперь, и даже одаренных своего рода гением.
Вопрос о совершенстве языка малокультурных народов остается до сих пор одним из самых таинственных. Здесь едва ли можно говорить о вырождении таких племен (Дежерандо также исключает такое предположение), об упрощении форм их поведения и культуры при сохранении богатства языка. Ведь если в их истории были бы времена, богатые событиями и тонкими взаимоотношениями между людьми, требовавшими совершенного языка, то с отходом таких времен в прошлое с ними бы ушло и разнообразие языковых явлений, уже не требовавшееся для общения. Но этого не произошло. Следует предположить, что и богатая лексика и сложные грамматические формы, которые являются, по выражению Дежерандо, известного рода отражением весьма тонкой метафизики, соответствуют разнообразному и детализированному общению "дикарей" с природой и между собой. Это общение, как мы полагаем, не требует возвышения к абстракциям и теоретического мышления, но отражает непостижимую для постороннего наблюдателя жизненно важную дифференциацию, событий и их связей, хотя и в замкнутой, но внутренне разнообразной среде.
Уже упоминавшийся нами ранее выдающийся германский филолог Я. Гримм выступал как против божественного происхождения языка, так и против врожденности и "отприродности" языковой способности. Язык не мог быть результатом откровения свыше, так как это означало бы божественность человеческой природы, ее внутреннего мира. Он не мог быть и врожденным, поскольку тогда человек ничем бы не отличался от других животных, владеющих своими "языками". Остается только считать, что язык – чисто человеческое приобретение и изобретение, созданное в согласии с природой человека. "Возникнув непосредственно из человеческого мышления, приноравливаясь к нему, идя с ним в ногу, язык стал общим достоянием всех людей…"ь (очень глубокое и правильное понимание подчиненности языка мышлению).
По мнению Я. Гримма, легче всего представить происхождение языка в ситуации, в которой взаимодействуют две-три пары родоначальников и их дети. Изобретаемый язык в результате многократного повторения одними и теми же людьми хорошо шлифуется и закрепляется в их среде. Дети, воспринимая его, передадут язык новому поколению и шире распространят его. В творении языка несомненно велика роль женщин, о чем говорит наличие во всех древних языках наряду с мужскими женских окончаний в склонении и спряжении. Женщины создавали и свой особый говор, соответствующий чертам их быта. Первые слова формировались изобретателем достаточно произвольно, но при этом он руководствовался более или менее тонким чувством. Это чувство должно было, например, учитывать, что гласные звуки имеют женское происхождение, а согласные – мужское, что буква 1 обозначает мягкое, а г – грубое и т.д. (как видим, идея звуке-изобразительности первых слов дошла от древних греков до середины XIX в.). Изобретатели понимали, что нельзя применять одни и те же звуки к различным представлениям, так как это приведет к путанице.
Что касается взглядов Я. Гримма на характер изначального языка, то здесь мыслитель опирался на классификацию языков Шлейхера – Гумбольдта. Первые слова состояли из одних корней и обозначали вещественные представления. При этом исходными были представления о себе и других, и поэтому первыми частями речи явились не имена, а местоимения (как начала всякого имени, а не заместители) и глаголы. Развиваясь в идиллической обстановке, слова обладали ясностью и непринужденностью, но в то же время были слишком перегружены, "так что свет и тень не могли в них как следует распределиться" (видимо, Я. Гримм имеет в виду, что слова сами по себе были многозначными (перегруженными), но в контексте, описывающем простые ситуации, в которых общались первые люди, слова приобретали ясность и определенность: XIX век еще не умел, а под влиянием В. Гумбольдта и не хотел, различать язык как систему слов и речь как процесс их использования).
Синтаксиса в первобытном языке не было. Слова располагались в простой последовательности, "указанной чувствами".
Первобытный язык начинает разрушаться и переходить во флективный тогда, когда "дух языка" начинает различать основные и побочные представления. Слова, обозначающие последние, в укороченном и как бы облегченном виде превращаются в определительные представления, присоединяемые к основным. Так возникают флексии, суффиксы и префиксы (и с этим надо согласиться: нет ничего в грамматике, чего сначала не было бы в лексике, только механизм грамматикализации был сложнее).
Глава 3 ЯЗЫК – ПРОДУКТ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ЕСТЕСТВА, ЕГО ВНУТРЕННИХ СПОСОБНОСТЕЙ
В древнегреческой философии стоицизм был одним из самых распространенных и влиятельных направлений. Один из его основоположников, Хрисипп Соле кий (281-208 гг. до н.э.), высказывался за имена "от природы": "первые звуки подражали вещам". Но понимали стоики "отприродность" имен не так, как Кратил в одноименном диалоге Платона (имена присущи вещам от рождения, и дело установителя их открыть), и не так, как Демокрит и Эпикур (имена соответствуют существенным свойствам вещей).
Подход стоиков к этой задаче можно назвать психологическим: чувственные особенности впечатлений от вещей (мягкость, грубость, жесткость) определяют подобные же особенности звуков. Из образовавшихся таким образом слов затем развиваются новые слова на основе ассоциаций по сходству, смежности, контрасту и т.п.
Прямыми свидетельствами того, что думали стоики о том активном начале, которое устанавливало связи между вещами н словами, мы не располагаем.
Здесь придется выдвинуть гипотезу о гипотезе.
Стоики проповедовали идею логоса – разумной законодательной и управляющей силы, божества, которое создало все сущее, соединившись с материей. Процесс творчества проходит через частные логосы, порождающие отдельные вещн. Человеческие логосы – особой природы, так как человек разумен, чем отличается от всего остального мира.
Стоики ввели впервые термин "логика", которую они понимали как науку о словах (неполных высказываниях, могущих быть истинными или ложными) и предложениях (полных высказываниях). Они же впервые сформулировали так называемый классический семантический треугольник, т.е. соотношение между вещью, мыслью о ней и словом, выражающим эту мысль: между собой сопряжены обозначающее, обозначаемое и объект. Обозначающее есть телесный звук, обозначаемое – бестелесный "предмет", постигаемый рассудком и не воспринимаемый варварами, не знающими языка, объект – телесный внешний субстрат. Стоики были последовательными сенсуалистами: источником всякого знания являются чувства, логический анализ их данных накапливает опыт.