Точка зрения А. Шлейхера на язык и его происхождение вызвала глубокое сочувствие и заинтересованность Ч. Дарвина. В своей позиции он примыкает к господствовавшим в XIX в. звукоподражательной и междометной теориям3. Для него нет сомнения, что человеческая речь произошла из подражания естественным звукам, голосам животных, инстинктивным крикам самих людей. Жесты же играли вспомогательную роль.
Дарвин обращает внимание на сильно развитую способность к подражанию у наших ближайших родственников – обезьян, а также у интеллектуально недоразвитых людей (микроцефалов-идиотов и дикарей). И вполне вероятно, что наши обезьянообразные предки, в особенности выделяющиеся из них одаренностью, были способны подражать реву хищных зверей, оповещая своих товарищей о грозящей им опасности. Такие звуки и явились первым шагом к образованию языка.
Другой источник языка, по Дарвину, – это "музыкальные кадансы" первобытного человека, которые чаще всего звучали во время ухаживаний и выражали различные эмоции – любовь, ревность, радость, вызов сопернику. Подражание "музыкальным крикам" с помощью членораздельных звуков (Дарвин, видимо, ошибочно полагает, что членораздельные звуки свойственны животным и, следовательно, первобытному человеку) и дало начало словам, обозначающим различные эмоции.
По мере все более частого употребления голоса навыки пользования им совершенствовались, что передавалось из поколения в поколение по закону наследования результатов упражнений. (В настоящее время экспериментально доказано, что приобретенные признаки не наследуются.)
Полагая, что язык возник естественным и стихийным путем благодаря врожденным звукоподражательным способностям человека, Ч. Дарвин выделяет особую роль "одаренных" индивидов, которые первыми стали издавать кадансы и подражать реву животных, что перекликается с идеей установителей имен.
Линия В. Гумбольдта, видевшего истоки языка в бессознательной деятельности человеческого духа, была поддержана мощным авторитетом выдающегося философа и психолога второй половины XIX в. В. Вундта. В своей стройной и глубоко увязанной концепции он учел передовые веяния и фактические данные языкознания, психологии и этнологии.
По Вундту, язык образуется непроизвольно и бессознательно. Слово, как и любое другое инстинктивное действие, возникает из "инстинктивного побуждения". Первоначальное слово – субъективный продукт внутреннего движения, и выражает оно не само представление о предмете, а то, как это представление бессознательно действует на внутренний мир человека.
В. Вундт поставил перед собой задачу сопоставить и увязать три плана человеческого поведения: физические действия (пантомима), психические движения (чувства и мысли) и языковое поведение, поскольку "язык есть всякое выражение чувств, представлений, понятий посредством движений"4.
"Мимические движения" могут быть трех видов: рефлекторные, указательные и изобразительные. Рефлекторные движения выражают чувства, и в языке им соответствуют первые слова – междометия; указательные жесты передают представления о наличных предметах; изобразительные действия воспроизводят очертания отсутствующих предметов. Второй и третий типы пантомимы лежат в основе первых словесных корней. С развитием языка роль пантомимических движений в общении уменьшается, оставаясь, однако, значительной в случае указательных жестов, поскольку указательные местоимения, по В. Вундту, появляются в языке в последнюю очередь, и порождающий их психологический закон имеет своеобразную (более произвольную) природу.
Генезис психических процессов проходит три этапа – "обширные" представления, общие представления и понятия. "Обширные" представления целостны, не расчленены. Они совпадают в сознании с индивидуальным объектом. Эти представления запечатлевают в сознании поверхностный, наиболее сильно подействовавший на человека признак предмета, достаточный для отделения в мыслях одного предмета от другого. Развивающееся мышление подвергает "обширные" представления анализу, вычленяя в них отдельные признаки, после чего сродственные и общие признаки единичных представлений объединяются и мышление образует общие представления, которым соответствует множество предметов. Обобщая еще больше признаки и абстрагируя их от общих представлений, мышление получает понятия; им уже не соответствует ни один реальный предмет. "Обширные" представления выражаются самыми примитивными языками – радикальными (от radix 'корень*), их аналитические разложения в совокупность признаков – агглютинативными (приклеивающими, от glutinum 'клей*), а понятия – инфлекциональными (от inflecto 'сгибать, изменять*). Эта классификация в основном совпадает с морфологической классификацией, несколько отличаясь от нее терминологически.
Вундт далек от понимания того, что язык возник в ответ на потребность в общении, вызванную внешними факторами. Он сосредоточивает свое внимание на психических движениях внутреннего мира индивида.
Истоки языка лежат в ярких, бросающихся в глаза признаках (предикатах) предметов. Такими признаками являются прежде всего качества, воспринимаемые органами чувств. Так, солнце может быть первоначально только теплым или блестящим, и эти "обширные" представления – предикаты – и ложатся в основу его названия – корня. Как только возникает представление – предикат, сразу же инстинктивно появляется звук, его обозначающий.
Первые суждения обходились без подлежащих, они представляли собой одни предикаты (это были как бы безличные предложения): "нечто светит", "нечто издает звук" (мысль Вундта о предикатных суждениях в дальнейшем найдет себе уточнение и развитие в трудах многих лингвистов и станет основой той сложившейся в настоящее время концепции (см. ниже, главу 5), в соответствии с которой первоначально было не имя и не слово, а слово-предложение).
Звук, которым выражалось на первом этапе появления языка предикативное представление, мог быть и эмоциональным выкриком (междометием), вызванным этим представлением, и подражанием звучанию соответствующего предмета. Конечно, первоначально естественно звучавшие корни радикального языка в процессе стихийного его развития значительно изменяются – и Вундт пытается доказать это на большом языковом материале.
Первые корни, как уже говорилось, непосредственно были связаны с указательной и изобразительной пантомимой и соответственно делились на указательные (здесь, который, этот, там) и предикативные (солнце, человек, любовь). Разница между ними состоит в том, что если указательная пантомима и корень имеют одно и то же назначение, благодаря чему корень просто "обращает" пантомиму в звук, то изобразительная пантомима и предикативный корень различны по природе и корень только "переводит" пантомиму в звук.
В результате взаимодействия чувственных признаков, предикатов и звуков образуется радикальный язык, в котором нет грамматики и предложения строятся как свободная последовательность корней, соответствующая ходу мыслей говорящего. Примером такого языка Вундт считает китайский, который развивался за счет богатства корней: чтобы сказать "в доме", китаец употребит два корня – дом и внутренность.