Все эти факты достаточно убедительно свидетельствуют о развитом ассоциативном мышлении обезьян, о способности к обобщению отдельных признаков предметов, если эти признаки жизненно значимы для животного.
Механизм ассоциативного мышления лежит в основе функционирования и развития человеческого языка, а процессы абстрагирования и обобщения обеспечивают, в частности, становление его грамматического строя.
Изобретение новых знаков. Для обозначения нагрудника Уошо очертила та груди то место, где он надевается, использовав ассоциацию пе смежности. Аналогичным образом Люси обозначала поводок жестом его надевания вместо жеста "веревка". Так же Люси "присвоила" Ю. Линдену имя "аллигатор" (кусающие движения пальцами) на том основании, что у него на нескольких рубашках были вышиты крокодилы. Здесь имеет место ассоциация по смежности.
В семиотике принята следующая классификация знаков: иконические (структура знака похожа на обозначаемый предмет – географическая карта, фотография), индексные (часть предмета или ее изображение вьгступает в качестве знака предмета в целом – телефонная трубка на дорожном знаке обозначает телефон-автомат) и символические (ничего или почти ничего не имеющие в своем содержании общего с обозначаемым предметом – олова человеческого языка). С точки зрения этой классификации обезьяны могут создавать иконические знаки (имитация движения одевания позодка) и знаки-индексы (вышивка» на рубашке как знак человека). С символическими знаками дело, видимо, сложнее. Тот факт, что обезьяны могут пользоваться ими в результате научения, не подлежит сомнению, о чем свидетельствуют эксперименты по обучению Элли амслену через английские слова, а Сары – оперированию с "абстрактными" жетонами, которые по содержанию не связаны с обозначаемыми предметами. Но может ли обезьяна сама создать нечто вроде жетона? Это сомнительно.
Дело в том, что символические знаки генетически вторичны по отношению к некоторой исходной знаковой системе, они не могут ни возникать, ни функционировать без нее. Жетоны Д. Примака, проводившего эксперименты с Сарой, были возможны только потому, что в сознании их создателя существовала связь между предметом и его английским названием, и жетон фактически обозначал последнее. Для обезьяны же это звено не нужно, поскольку у нее вырабатываются прямые ассоциации между образом предмета и образом жетона. Современные естественные языки, будучи символическими, также не могли возникнуть без языков-предшественников, которыми, как мы полагаем, были такие знаковые системы, как пантомимические действа.
Однако мы не собираемся полностью лишать обезьян способности к символизации знаков. Если бы у них возникла настоятельная нужда в этом, они либо выказали, либо развили такую способность. Дело в том, что символизация как процесс максимального свертывания содержания знака, при котором это содержание перестает быть схожим с обозначаемым предметом, делается необходимой при возрастании числа знаков и "объема" обшения У обезьян эти величины будут ограничиваться их естественными потребностями и внутренне замкнутой, тысячелетиями отстоявшейся системой стереотипов поведения. Ведь то немногое, что животные, даже наиболее развитые, имеют сообщить друг другу, может быть сообщено и без помощи членораздельной речи.
Конечно, искусственное увеличение "объема" общения, особенно с человеком, возможно, но всегда будет существовать вероятность того, что обезьяна откажется от лишних и бессмысленных для себя нервных нагрузок (отказы некоторых обезьян от выполнения заданий описаны Ю. Линденом24)
С другой стороны, всякая символизация знака приводит к его неоднозначности, которая снимается контекстом. Можно представить себе, что обезьяна станет сокращать и упрощать сложные имитирующие знаки, тогда многие из них совпадут, и различить их можно будет только благодаря ситуации, контексту общения, синтаксированию предложений. И здесь выступают ограничения, связанные с образом жизни обезьян. Поэтому окончательный ответ на вопрос о способностях обезьян к символизации мог бы быть таким: создавать знаки-символы обезьяны, вероятно, могут, но только в рамках своих возможностей синтаксирования.
Синтаксирование. Вопросу о том, способна ли обезьяна "сознательно" пользоваться синтаксическими отношениями, Ю.Линден уделяет очень много внимания, поскольку "оппоненты" Уошо считают это самым сомнительным пунктом в выводах Гарднеров. И Уошо, и Люси различали конструкции "ты щекотать я" и "я щекотать ты". Уошо в процессе обучения все чаще стала отдавать предпочтение порядку знаков, при котором на первом месте находится субъект действия, на втором – действие, на третьем – объект. Нам кажется вполне возможным, что обезьяны владеют представлениями о субъекте, действии и объекте, которые необходимы им в обычном повседневном общении и деятельности. Эпизод с Люси очень выразителен в этом отношении. Люси привыкла к комбинации "Роджер щекотать Люси", и для нее была внове последовательность "Люси щекотать Роджер", но она ее поняла и просигналила "Нет, Роджер щекотать Люси". Когда Роджер настоял на своем, то она действительно принялась его щекотать.
Сопоставление конструкций детской речи (по Р. Брауну) и комбинаций знаков Уошо, проведенное Гарднерами, довольно убедительно показывает большое совпадение структурных схем. Синтаксические факты, обнаруженные в экспериментах е обезьянами, хорошо согласуются с точкой зрения многих советских лингвистов на первоначальные этапы развития языка как в филогенезе, так и в онтогенезе. Исходной формой высказывания были не отдельные слова или предложения, а внешне, в знаке нерасчлененное слово-предложение, содержащее указание на действие и предмет (субъект действия). Но таков и "язык" Уошо.
Мы понимаем, что для того, чтобы обезьяна отреагировала жестами на какой-либо внешний предмет, она должна использовать выработанную у нее экспериментаторами ассоциативную связь между образом предмета и образомзнака. Образ предмета – это значение знака; оно-то и указывает, к каким предметам должно применять знак.
Если мы всмотримся в "словарь" Уошо, то обнаружим, что предметы – это микроситуации, а образы предметов (значения) как минимум бинарны. Такие микроситуации образуются из действия и некоторого объекта, участвующего в нем. Соответственно и значение знака распадается на образ действия и образ объекта. Приведем примеры25.
Знак под названием "подойди": подзывающее движение кистью руки или пальцами. Он означает, во-первых, указание на объект (кто должен приблизиться), во-вторых, указание на действие, которое этот объект должен совершить (подойти).
Казалось бы, о каком действии может идти речь в таких знаках, как "Ты" или "Я". Но в действительности и они в своем внутреннем (образном) содержании, не выраженном внешне (жестом), имеют указание на действие. Обратим внимание на ситуации, в которых употребляются эти знаки. Знак "Ты" (указательный палец направлен на грудь человека) показывает, что это его очередь (во время игры); он употребляется как ответ на вопросы: "Кто щекочет?", "Кто причесывает?". Знак "Я, мне, меня" (указательным пальцем трогает свою грудь) обозначает очередь Уошо, когда она ест или пьет вместе с партнером, и т.д…. Итак, в знаках "Ты" и "Я", кроме указания на действующее лицо, мыслится определенное действие, обусловленное ситуацией. Но это означает, что уже в самих знаках, которым обучались обезьяны, содержалась синтаксическая структура, состоящая из противопоставления предмета и действия.