Annotation
Судовой журнал корабля "Гиппокампус", выловленный в море любознательным читателем. Разобрать почерк выйдет лишь после хорошей порции рома. Все переживания, наивные надежды, страхи и радость, пережитые командой могут позабавить или свести с ума.
Полуденная Светлана
Полуденная Светлана
Гиппокампус
Гиппокампус
Гиппокампус - в греческой мифологии морская лошадь с рыбьим хвостом, царь рыб.
....причудливый корабль. Он словно вырезан из одного бруска дерева и нет на нём ни мачт, ни парусов, ни вёсел. Как он бороздит просторы? Ведь и мощный хвост этого тёмного скакуна неподвижен - он лишь замахнулся над морем и застыл. Голова жеребца гордо поднята, он фыркает, гарцует по волнам. На спине его нет седла, нет попоны; у коня нет хребта, его вырвали и вырезали палубу. Зоркий глаз так же приметит лесенку и дверь в шее, спуск в трюм, бочки, снасти, верёвки. В брюхе, на нарах, спят матросы, в шее же - капитан....
Судовой журнал.
Приветствие Гиппокампуса.
Здравствуй, дорогой друг! Ты невероятно удачлив, ведь в твоих руках судовой журнал грандиозного чёрного, как грозовые тучи, Гиппокампуса! Отложи все свои дела, друг! Откройся свободному ветру, плыви с нами! Дай морскому бризу обласкать тебя, позволь крепким мужским рукам сжать твою руку! Я с удовольствием подам тебе кружку славного рома! Мы выпьем в кругу друзей, снова и снова подливая в чарки волшебного рому. Мы споём с тобой и нам будет подпевать целый мир! Только представь оркестр: волны, бьющиеся о конские бока, ветер в волосах, и дюжину глоток, попеременно отвлекающихся с песни на ром. И когда концерт закончится, когда все мы, усталые и счастливые, забудемся ромовым сном, эхо ещё долго будет убаюкивать нас этой славной песней.
Итак, мой друг, ты согласен? Ради этих нескольких строк я исписал немало бумаги! И потому, надеюсь, что у меня получилось разжечь в тебе интерес!
Тень, по имени Юз, или как я стал писателем.
Что ж, прошу на борт! Моё имя Юз, и я младший помощник капитана. В мои обязанности входит: вовремя наполнить чарку, подставить плечо, подать руку. Одно время я был всегда подле капитана, его тенью. Тень, по имени Юз, это точное определение меня прежнего. Капитан Грегори нечасто обращался ко мне напрямую. Мне, дорогой читатель, иногда казалось, что, будто нарочно, сам корабль скрывает меня от него. Тебе это покажется странным, ведь я был всегда у капитана под рукой, но я был невидим, словно закрыт пеленою! Когда я подбегал к капитану, то всегда оказывался с тёмной стороны; когда я приносил ему кубок или карты, то всегда протискивал свою руку сквозь других матросов, или же они сами забирали необходимую вещь и передавали капитану. Все указания были сказаны либо очень громко, либо приходили ко мне через посредников. Бывало даже так, что корабль качала волна, именно в тот момент, когда я нёсся со всех ног к капитану, и либо я съезжал в противоположную сторону, либо обзор капитана закрывали ромовые бочки и матросы.
Ох, дорогой читатель, как от этого было горько! Всякий раз, как только я открывал рот, чтобы поговорить с капитаном, предательски скрипел корабль; только я подавал голос, как тут - запевали матросы! Мой друг, старый Агустин с костяной ногой и трубкой, утешал меня, говорил: "придёт и твой час, мальчик", и, слава Гекате, он оказался прав!
Однажды вечером, после игры в кости, я поднялся на палубу, решив освежить голову прохладным воздухом. Я сразу понял, что я здесь не один - капитан перегнулся через борт и смотрел, как тёмные волны бьют по бокам Гиппокампуса и играют с его плавниками. Последнее время он часто искал одиночества. Только ленивый не заметил, что капитан стал слишком мало пить. Его взгляд был странным, переходившим из крайности в крайность - то горячий и сияющий, то холодный и стальной. Так же и лицо - то оно кипело от гнева, налитое кровью, и вдруг становилось таким бледным, что сразу становились видны синие вены. Он мог просидеть всё утро, день и ночь в своей каюте, и только свежий ветер имел право проведать его через окно. Но он мог просто сидеть на бочке среди нас, беззаботных матросов, молча курить трубку и отвечать на вопросы кивком головы. Мы, матросы, люди простые. Нас жгло любопытство - что же творится с ним? Но никто из нас не позволял ни себе, ни товарищу отвлекать капитана Грегори от его обязанностей и дум.
Капитан опять не заметил меня. Меня скрыла тихая ночь, а его взгляд завлекли тёмные воды. Грегори вглядывался в глубину, я смотрел на его силуэт в свете тусклых фонарей, размытый и дрожащий.
Так вот, дорогой читатель, я стоял на последней ступеньке, и решил было спуститься назад, как вдруг один из фонарей, висевший на массивной шее, засиял настолько ярко, что заставил меня зажмуриться. И эта неожиданная яркость сбила меня с ног!
Когда падает Юз, гремит гром, трясётся небо.
Ох, как же мне стало стыдно! Но как осчастливил меня наш с ним разговор! Капитан Грегори подошёл и помог мне встать. Но увидев моё лицо, он пришёл сначала в испуг, а потом в страшную радость! Видел бы ты, как горели его глаза! Когда он держал меня за шиворот и задавал мне вопросы: Кто ты? Откуда? Как здесь оказался? Читать можешь? И смотрел на меня этими бездонными, сияющими глазами, я думал, что он выбросит меня за борт. Но он лишь приобнял меня и повёл к себе в каюту.
Вот, что капитан Грегори сказал мне в ту ночь:
"Ты ошеломил меня своим появлением! Как, говоришь, зовут? Юз? Интересно, интересно! Говоришь, всегда был подле меня? Великолепно! Значит, эта дьявольская посудина и правда имеет на меня виды. Что ж, интересно. Так же она скрывала от меня моё сокровище. Но теперь малыш, оно больше не моё. Оно твоё".
Капитан жестом приказал мне молчать. Заперев на ключ дверь и плотно закрыв ставень окна, Грегори зажёг одну-единственную свечу. Ничем не примечательную свечу, мой друг. Но позже о ней. Капитан выдвинул деревянный ящик, который прятал под кроватью. Я подошёл чуть ближе. Тогда капитан спросил меня "что в ящике?", а в моей голове гудел один лишь ром. Что же ещё? Капитан громко рассмеялся: "Действительно! Что же ещё я могу прятать? Сколько же ты не знаешь, мой мальчик, но я тебя в этом не виню".
Капитан замолчал и, положив свою сильную руку на крышку ящика, уставился на пламя свечи. Желваки (до сокровища я и не знал их имени, а было любопытно) на его лице напряглись. Я неуверенно окликнул его и без задней мысли сам уставился на огонёк. Меня и раньше завлекали фонарики, но мне всегда не хватало времени любоваться их горячим танцем. Ох, прости друг, мне так хочется объясниться тебе! Но я обязан вести журнал, я поклялся писать нашу историю, так что, продолжим. Огонёк, как я уже писал выше, поймал и меня в свои путы. Наши глаза были прикованы к пламени. Я молча вглядывался, капитан нашёптывал мне: "Ты единственный, кто может унаследовать моё сокровище. За это, я прошу простить меня, - то, что я прячу и храню, лишь поначалу будет приносить тебе счастье. С каждым днём груз на твоих плечах будет тяжелее, язык острее, а душе больнее". Я прошептал вслед - душа. От произнесённого пламя заплясало веселей. Капитан продолжил: "Да, мальчик, душа. И если хочешь сохранить... спасти её, то открывай ящик. Тебе придётся тяжело, ой как тяжело. Справишься ли ты? Я верю в тебя, в себя же -нет. Моё время кончено. Нет больше у меня сил вести Гиппокампус. Этот конь мне не по зубам, уж больно я стар... Да, Юз, у тебя, я верю в это, есть порох, ты справишься. Но если ты сомневаешься или считаешь, что ещё - пока что - не готов, то не открывай его. Схорони до поры. Или же утопи совсем".