На печаль времени не хватало, мы сразу принялись снаряжать Томаса на тот свет. Близнецы сетями выловили всех крабов, утащили на палубу и прочь, прочь с корабля, выбросили за борт. Я нашёл длинное полотно, кажется, парусину. На корабле нет мачт, не на что натянуть парус, кроме как на Томаса. Не удивлюсь, что это грубая лошадиная шутка: на корабле есть всё необходимое, все снасти, да вот сам корабль - фальшивка!
Сейчас я сижу в каюте капитана и записываю всё то, что произошло. Сейчас ночь. Я всегда пишу ночью. Всегда надеюсь, что зажжённая свеча упадёт на журнал и спалит его вместе со мной. Вместе со всем кораблём. Тогда некуда будет писать, да и не кому. А команда пускай тонет дальше.
Может, я так и поступлю. Но сначала, допишу всё до конца. Странная потребность, согласись? Зачем я слепну здесь, в полутьме, ломаю свой язык, чтоб лучше изъясниться? Как будто ты существуешь! Как будто Грегори сможет прочесть и похвалить, сказать, что я всё сделал правильно и нет моей вины ни в чужих ошибках, ни в чужих смертях.
Смотри, друг: если рукопись прервётся, значит, я утонул в роме.
Закончить бы на этом, больше нет сил! Прости за депрессию, как говорят на твёрдой земле. В море такая глупость карается ударом под палящем солнцем.
А ведь я обязан рассказать тебе о чем-то важном.
Мы вытащили Томаса наверх, и застали блюющего Бьёрна. Волна отравления пошла на нас - моряки ели крабов.
Игорь сварил их в камбузе. Команда Джерома расселась вокруг миски с крабами и каждый, взяв красное тельце, ломал конечности краба в поисках мяса. Джером сидел и курил. Всё его лицо так и сияло! Никто из нас даже не сказал толком ничего, а Джером уже дал ответ:
- Я то, что я ем, и, сдаётся мне, я стал на процентов десять человечнее, чем был вчера!
Какие же глупцы! Обглоданный Томас ещё не успел отплыть в Вальгаалу, как они уже съели крабов, в чьих желудках ещё не успела перевариться его нога!
Леон всегда был проворным. Не успел я ничего сказать, как он в один прыжок преодолел расстояние от люка в трюм до пирующих у правого борта матросов, и вмазал Джерому так, что, я был уверен, всё его самодовольство рассыпалось по палубе вместе с зубами! Леон схватил его за грудки (рубашки!) и поднял над собой, а потом с размаху бросил прямо на бочонки. И, когда он двинулся к Джерому, когда я сам уже бежал вперёд в надежде запинать гадливого недоноска ногами, команда взъелась, всколыхнулась и кинулась разнимать нас. Игорь и Дон схватили Леона, но справиться с ним у них сил явно не хватало. Они закатали рукава! И, представляешь, стали вдвоём бить его!
Понимаю, я часто упоминал о пьяных драках. Но это же совсем другое! С ромом драка - весёлое занятие, да и боли не чувствуешь. Я никогда не видел, что бы один держал, а второй бил. Но Бьёрн, хоть и был грубым, глупым, но был справедливым, по-своему. Он кинулся на помощь Леону, а я, мысленно поблагодарив за это, ринулся на Джерома. Тот сидел на обломках бочек, весь мокрый и красный. Он вытер рот тыльной стороной ладони, стёр кровь, но не ухмылку.
- Ты проиграл, мальчик. Сразу, как взял книги капитана. В одной из книг уже был написан его конец. И твой.
- Откуда тебе знать про сокровище?
Джером медленно поднимался. Я был поражён! Откуда?
- Это сокровище везде здесь есть, и в хвосте, и в голове, - он встал передо мной, сложил руки в боки, - или ты думал, уметь читать - это сверхспособность? Ты и капитан вообразили себя избранными. Но, как в любой хорошей книге, избранных всегда двое, и оба по разные стороны.
- Это точно. Ты - самое мерзкое, самое злое на этом корабле!
- Да что ты? А разве ты - святой? Сказал нам правду, как мило... А ты не думал, что это может свести с ума? Они, конечно, невежественны, но со временем, поди, додумались бы.
Я слышал, как за моей спиной уже вовсю кипит драка, друзья избивают друзей. Вспомнил на миг, как крабы дрались за мясо.
- Я обязан был сказать!
- Да? И зачем?
- Я не мог скрывать! Это - общее дело, наша общая беда!
- Конечно! А я-то, дурак, решил было, что ты хотел поделиться с нами безумием! Бедный, несчастный Юз... Я видел, как до тебя страдал Грегори, но он - молчал. Он не мог ничего исправить, я не могу, ты - подавно. В чём толк страдать вместе?
- Всё не так! Я не мог...
- Страдать в одиночку? Откуда ты знаешь, что держит этот корабль на плаву? Вдруг, именно пьяная вера движет конём?
Я смолчал. Что мне ответить? Как мне страшно? Что я слишком много грезил о счастье и потерял ту нить, которая связывала меня с командой, с живыми людьми, которые топили себя в роме?
- Я не мог им лгать! И разве ложь спасёт их?!
- В нашем случае - вполне вероятно! Да, и может это книги лгут, ты не думал? Какой-нибудь трикстер подбросил их и смотрит сейчас за нами, следит, как получив ответы, мы стали задавать всё больше вопросов и постепенно сходим с ума.
Джером подобрал дощечку и сделал ко мне шаг. Я весь напрягся. Ждал любого удара. Ждал слова.
- Видишь ли Юз... ты дурак. Будь ты на земле, разве стал бы спорить с почвой под своими ногами? Ты смачно сплюнул в свою кружку, из которой пьёшь, на что же ты теперь надеешься?
Джером подошёл ко мне совсем в плотную, размахнулся и закинул доску за борт. Плеска слышно не было, звук поглотили распри на палубе. Теперь я осознал причину его постоянной улыбки. Джером уже давно сошёл с ума. Сам ли нашёл, утаскивал ли одну за одной книжку из-под носа Грегори, или я не заметил пропажи - неважно. Джером знал всё. Знал, молчал и спятил.
Не выходит ли, что выхода всего два и третьего не дано? Либо, как Грегори, уйти через повешение, либо остаться и потерять ту крупицу ума, которая ещё не погублена ромом, как Джером? Мы стояли нос к носу, размышлять мне пришлось недолго. Уже всё решено за меня.
Из-за туч показался Альбатрос.
- Дай нам одно ухо.
- Хочешь отправить Томаса в Вальгаалу? - Джером сщурился и расплылся в улыбке. Сказочная страна забавляла его. - Ну попробуй! Я уверен, что он вернётся сюда крабом, или чайкой. Но это не решит всех наших проблем.
- Дай нам одно ухо и одну ночь, это всё решит.
Глаза Джерома так и засияли от чувства победы и любопытства. Не думал, что чужая радость может так злить и быть отвратительной. Мне хотелось увидеть его кровь на своих руках! Увидеть его кости, запрокинутую назад голову, кошачий глаз. В голове пронеслась чётко эта картина и послышался смех, множество голосов были рады такому исходу. Я потряс головой чтобы скинуть это наваждение. Тихий смех исчез не сразу.
- Хорошо, одно ухо, одна ночь, - Джером прошёл мимо меня, крича матросам остыть, повернулся и сказал: - знаешь, один наш общий друг очень любит твою игру в могильщика. Думаю, мне пригодится похоронное бюро под боком. Мало ли, что ещё может произойти, а трупы на корабле - некрасиво как-то.
Что может быть хуже ненависти, друг! Она как осьминог - держит своими щупальцами с присосками и не отпускает. Оторвёшь от себя, так останешься без кожи. Весь вечер, пока мы отпиливали ухо, я делал вид, что осьминога нет, что я свободен. Но свободным был лишь Альбатрос, который неустанно кружил вокруг нас, парил на порывах ветра.
Последняя замёрзшая запись
Все, кому был по душе Джером, сидели в кубрике и ужинали ромом. Они не помогли нам с "ухом", пусть некоторые и хотели, я видел. Было тяжело, на голову полезли лишь четверо, Леон с Бьёрном, которые отличились в прошлый раз, да я с Тотом. Только ночью "ухо" было опущено на воду.