– Здравствуйте, дядя Эдвард, – улыбаясь и краснея, сказал он.
Очень хорошенький мальчик, право. Сам я ничего привлекательного в представителях моего пола не нахожу, давление мое при виде отроческих прелестей подобного рода не подскакивает ни на единый бар – на самом-то деле в мужчине такое обличье кажется мне отчасти смешным, – но я могу перечислить сколько угодно знакомых мне писателей и артистов, которые, увидев этого мальчика даже мельком, впали бы в экстаз, застонали и вцепились, ища поддержки, в ближайшую стопку водки. Саймон миловиден на бесцветный манер – как старый фотопортрет. Он респектабельно перерос свои прыщи и обратился в обычного английского – применительно к нему правильнее, конечно, сказать «наполовину английского» – молодого человека. Но что касается кожи Дэвида, она прямо-таки на изумление чиста, в жизни своей не видел я кожных покровов столь безупречных. Думаю, в нем есть нечто женственное. Ты, полагаю, знаешь его лучше, чем я? Как бы то ни было, его потупленный взор и алые щечки свидетельствуют о девственной скромности, в нынешних юношах редкой. Он обещает оказаться в точности таким самодовольным хлыщом, каким грозили мне его письма.
– Дэви, юный ты негодяй, как я рад тебя видеть! – сказал я, выгружая мои останки из машины.
На пороге появилось то, что ныне почти повсеместно именуется – с усмешечкой вывернутого наизнанку снобизма – «настоящим живым дворецким».
– А, Подмор, не так ли? – Я помахал ему рукой, предварительно выдержав несколько секунд сосредоточенной нерешительности, назначение коей было – показать, что я роюсь в памяти, припоминая и отвергая имена по меньшей мере двадцати других дворецких, с которыми нахожусь на дружеской ноге. У тебя, моя дорогая, такие вещи получаются сами собой, а нам, представителям Богемы, поддельная беззаботность дается с великим трудом.
– Добрый день, мистер Уоллис. Приятно снова увидеть вас, сэр.
Смею сказать, я его и на минуту не одурачил.
Дэвид с выражением собственника на физиономии, без обиняков говорившим: во всем, что касается до меня, я его гость, вытащил из багажника «остина» мой чемодан. Саймон, не оборачиваясь, помахал нам рукой и, с хрустом разворошив задними колесами гравий, унесся по какому-то новому делу.
Так, так. Вот я и на месте. На какое время я тут останусь, зависит, полагаю, от приема, который окажет мне Майкл. Твоя идея объявить ему, что я хочу написать его биографию, разумеется, хороша, однако…
Факты таковы, Джейн, и я тебе об этом говорил: по меньшей мере двое довольно авторитетных писак уже навязывались Майклу Логану в биографы и ничего не добились. В журналистских кругах Суэффорд-Холл именуют отелем «Предписанина».
Я не хочу сказать, что ничего из этого не выйдет, в конце концов, Майкл доверяет мне – примерно так же, как доверяли Гаю Берджессу[53], то есть исходя из уверенности, что уж столь-то откровенно беспутный, ненадежный человек определенно должен быть лояльным и честным, – просто мне кажется, что может потребоваться какой-то другой подход. Nousverrons се que nous verrons[54].
Дэвид, креня под тяжестью чемодана худенькое тело, уже добрался до верхних ступеней.
– Все в порядке, мистер Подмор, – сказал он. – Я покажу дяде Эдварду его комнату.
Мистер Подмор? Омерзительная буржуазность.
– Не лучше ли мне, прежде чем мы двинемся дальше, отметиться у твоих родителей? – поинтересовался я, чувствуя, как тает, удаляясь от меня, перспектива долгого чаепития на террасе, неприметно перетекающего в распитие коктейлей на веранде, к коему душа моя и стремилась.
– Мама уехала за покупками в Норидж[55], – радостно сообщил мне мальчишка, – а папа в Лондоне. Вот сюда.
Я воздержался от вопроса о том, когда возвратится Майкл. Хороший гость – это гость, никогда не задающий вопросов, касающихся обитателя дома. Хозяева, даже лучшие из них, – существа нервные и истолковывают любознательность как свидетельство недовольства.
– Превосходно, – сказал я и повалил вверх по ступеням.
По крайней мере, Дэвид, отведший мне, ни у кого не спросясь, комнату Ландсира[56], обеспечил меня первоклассными удобствами. Ты в ней когда-нибудь останавливалась? Огромная комната с очень удобной кроватью, обильно заставленная чиппендейлами[57] и хепплуайтами[58] и с превосходным видом из окон. Особый интерес представляет для меня, ибо я люблю понежиться в ванне, смежная с ней ванная комната, с вавилонским расточительством набитая разного рода дорогими маслами и мазями, – кранами можно управлять с особого пульта, расположенного рядом с кроватью. Только чокнутый вроде Майкла Логана способен нанимать слуг, чье единственное назначение – наполнять ванны, а после еще тратиться на машинерию, которая исполняет за них эту работу. Хоть шторы тут с ручным управлением, и это великое благо, ибо мало отыщется в жизни удовольствий превыше того, что получаешь, просыпаясь под шелест, с которым горничная впускает дневной свет в спальню.
Впрочем, за все приходится платить, и в комнате Ландсира расплата принимает обличье умонелепой картины, которая висит над камином. На четверти акра постыдным образом потраченного холста изображен некий спаниель, настороженно и гордо застывший на высоком замковом бастионе, с коего открывается вид на обширную спейсайдскую[59] лощину, или теснину, или как они там, в Шотландии, именуют теперь долины. Сие произведение называется – надеюсь, тазик у тебя под рукой – «Властитель всего, что он видит». Я знаю, в доме есть и другие спальни, способные предложить живопись более приемлемую, включая вполне сносную «Кумскую Сивиллу, желающую смерти»[60] и относительно скабрезного «Зевса, насилующего Европу в окружении нимф и дриад, застывших в античных позах», однако с этой комнатой им и по стилю, и по комфорту тягаться трудно, так что я готов примириться со спаниелем ради ароматических ванн и приятного вида. Я все забываю спросить у Майкла, покупает он свои произведения искусства прямо центнерами или все же бросает на них временами предварительный взгляд. Что же, по крайней мере я избавлен от несказанного ужаса комнаты Хобхауса с ее «Ибо Агнец Заблудший сыскался», способной довести любого, не обладающего совсем уж железной волей, человека до ночных кошмаров и истерической трясучки. Ты знакома с Оливером Миллсом? Старинный приятель твоего отца, да и мой тоже. Самый вопиющий из вопиющих педерастов, изгнанный из священников кино – и телережиссер, – ты наверняка знаешь Оливера. Так вот, его однажды застали мечущимся туда-сюда по коридору у двери в комнату Хобхауса, – он был завернут в пуховое одеяло и завывал: «Отведите меня на чердак, к прислуге, в собачью конуру, в гранд-отель, куда угодно!» Естественно, отыскался дурак, который поменялся с ним комнатами.
Однако властительного спаниеля, озирающего свои владения (или лучше сказать – недвижимость?), я как-нибудь выдержу, тем более что другой властительный спаниель, Дэвид, оказался так мил, что приложил кучу стараний, дабы удовлетворить любой мой каприз.
– Ага! – сказал я, увидев уставленный бутылками стол. – Все, как ему и следует быть.
Дэвид проследил за моим взглядом, остановившимся на высоком, зеленеющем, мерцающем лесе, который рос посреди сверкающего хрустального моря.
– Вы ведь предпочитаете виски, дядя Эдвард?
– Прежде чем мы двинемся дальше, дорогуша, – сказал я, – не покончить ли нам с «дядей»? «Тед» более чем сгодится, простой заурядный «Тед».
– Ну да, – сказал Дэвид. – Тед. Как Тед Хит.
– Мальчик твоего возраста слышал о Теде Хите?[61] Дэвид недоуменно уставился на меня:
– Так он же был премьер-министром, разве нет?
53
Гай Берджесс (1913-1983) – британский дипломат, завербованный советской разведкой еще в начале 30-х годов. Работал в британской разведке, затем в Министерстве иностранных дел. В 1951 г., опасаясь разоблачения, бежал из Англии. Скончался в Москве.
56
Эту фамилию носили в XVIII – XIX вв. четыре английских художника – отец Джон Ландсир (1769-1852) и трое его сыновей, из которых последний, сэр Эдвин (1802-1873), был особенно популярен благодаря мастерским изображениям животных.
57
Стиль мебели XVIII в. – рококо с обилием тонкой резьбы. Назван по имени краснодеревщика Томаса Чиппендейла.
58
Стиль мебели, преимущественно красного дерева, XVIII в. Назван по имени краснодеревщика Джорджа Хепплуайта.
59
Имеется в виду шотландская провинция Спейсайд, в которой, кстати, и производится виски «Гленливет».
61
Эдвард («Тед») Хит (1902-1969) – руководитель знаменитого в 40-50-е годы английского джаз-оркестра.