О'Коннор Фланнери
Гипсовый негр
Фланнери О'Коннор
ГИПСОВЫЙ НЕГР
Проснувшись, мистер Хед увидел, что комната залита лунным светом. Он сел в постели и посмотрел на половицы - цвета серебра! - на тиковую наволочку, которая казалась парчовой, и тут же увидел в пяти шагах, в зеркале для бритья, половину луны, будто ждущей, чтобы он разрешил ей войти. Она покатилась дальше, и ее свет облагородил все предметы в комнате. Стул у стены словно замер в готовности исполнять приказания, а висящие на нем брюки мистера Хеда выглядели прямо-таки аристократично, точно брошенное на руки слуге одеяние вельможи. Но луна была печальна. Лунный диск в зеркале смотрел в окно на лунный диск, плывущий над конюшней, и, казалось, созерцал самого себя глазами юноши, которому представилась его старость.
Мистер Хед мог бы сказать луне, что старость - это дар божий и что только с годами приходит трезвое понимание жизни, необходимое наставнику молодежи. С ним, по крайней мере, было так.
Сидя, он ухватился за прутья в изножии кровати и подтянулся, чтобы увидеть циферблат будильника, который стоял на перевернутом ведре возле стула. Было два часа ночи. Звонок будильника был испорчен, но мистер Хед и без всяких приспособлений умел просыпаться вовремя. Ему стукнуло шестьдесят, но годы не притупили его реакций; его телом и душой управляли воля и сильный характер, и эти качества были написаны у него на лице - длинном лице с длинным закругленным бритым подбородком и длинным повисшим носом. Глаза живые, но спокойные - в чудодейственном свете луны смотрели бесстрастно и умудренно; такие глаза могли быть у одного из великих наставников человечества. У Вергилия, которого подняли среди ночи и послали сопровождать Данте, или, вернее, у ангела Рафаила, когда свет господень разбудил его, чтобы он сопутствовал Товии. Темно было только в тени под самым окном, там, где стояла раскладушка Нелсона.
Нелсон свернулся клубочком, прижав колени к подбородку. Коробки с новым костюмом и шляпой, присланными из магазина, стояли на полу около раскладушки, чтобы быть у него под рукой, как только он проснется. Ночной горшок, на который уже не падала тень, в лунном свете казался белоснежным маленьким ангелом, охранявшим сон ребенка. С уверенностью, что ему по плечу воспитательная миссия предстоящего дня, мистер Хед улегся снова. Он хотел встать пораньше Нелсона и приготовить завтрак к тому времени, когда он проснется. Мальчик всегда злился, если мистер Хед вставал раньше его. Чтобы поспеть на станцию к половине шестого, выйти надо в четыре. Поезд подойдет в пять сорок пять, и опоздать никак нельзя - ведь его остановят только ради них.
Мальчик едет в город первый раз, хотя и твердит, что второй, поскольку он там родился. Мистер Хед пробовал объяснить ему, что тогда он был еще совсем глупый и не мог понимать, где находится, но мальчик заладил свое и ничего слушать не хочет. Сам мистер Хед едет в третий раз.
Нелсон сказал ему:
- Мне вот десять лет, а я уже второй раз еду.
Мистер Хед стал с ним спорить.
- Ты там пятнадцать лет не был, - сказал Нелсон, - а вдруг ты заблудишься? Там теперь небось все по-другому.
- А ты когда-нибудь видел, чтобы я заблудился? - спросил мистер Хед.
Нелсон, конечно, этого не видел, но он любил, чтобы последнее слово оставалось за ним, и ответил:
- А тут и заблудиться-то негде.
- Придет день, - изрек мистер Хед, - и ты поймешь, что не такой уж ты умник, как тебе кажется.
Он вынашивал план этой поездки несколько месяцев, думая, правда, в основном о ее воспитательной цели. Мальчик получит урок на всю жизнь. Он перестанет задирать нос из-за того, что родился в городе. Поймет, что в городе нет ничего хорошего. Мистер Хед покажет ему город, как он есть, чтоб ему до конца жизни больше не захотелось уезжать из дому. В конце концов мальчик поймет, что не такой уж он умник, как ему кажется, думал мистер Хед, засыпая.
В половине четвертого его разбудил запах жареного сала, и он вскочил на ноги. Раскладушка была пуста, а коробки раскрыты. Он натянул брюки и побежал в кухню. Мясо было готово, на плите жарилась кукурузная лепешка. Мальчик сидел в полутьме за столом и пил из жестянки холодный кофе. Он был в новом костюме, новая серая шляпа съехала ему на глаза. Она была ему велика - на рост куплена. Нелсон молчал, но весь его вид говорил о том, как он доволен, что встал раньше мистера Хеда.
Мистер Хед подошел к плите и взял сковородку с мясом.
- Торопиться некуда, - сказал он. - Успеешь в свой город, и к тому же еще неизвестно, понравится тебе там или нет.
И он сел напротив мальчика, а шляпа Нелсона медленно передвинулась на затылок, открыв вызывающе бесстрастное лицо - живой портрет мистера Хеда. Дед и внук были похожи, как братья и чуть ли не братья-погодки, потому что при дневном свете в облике мистера Хеда проглядывало что-то детское, а у мальчика были глаза старика, который все на свете уже знает и был бы рад забыть.
Когда-то у мистера Хеда были жена и дочь, потом жена умерла, а дочь сбежала и через некоторое время вернулась с Нелсоном. А потом однажды утром, не вставая с постели, она тоже умерла и оставила годовалого ребенка на руках у мистера Хеда. Он имел неосторожность сказать Нелсону, что тот родился в Атланте. Не скажи он этого, Нелсон не твердил бы теперь, что едет в город второй раз.
- Тебе там, может, вовсе даже и не понравится, - Продолжал мистер Хед. Там черномазых полно.
Мальчик скорчил гримасу, означавшую, что черномазые ему нипочем.
- Ты же не знаешь, что это такое, - сказал мистер Хед. - Ты негра в глаза не видел.
- Не очень-то рано ты встал, - сказал Нелсон.
- Ты негра в глаза не видел, - повторил мистер Хед. - В нашей округе ни одного нет, последнего мы выгнали двенадцать лет назад, тебя тогда на свете не было. - Он с вызовом посмотрел на мальчика: попробуй, мол, скажи, что видел негра.
- Почем ты знаешь, может, я их видел, когда там жил, - сказал Нелсон. Может, я уйму негров видел.