Кстати, Максим Горький любил наезжать сюда, попить из целебного кренинского источника, чьи воды совершали чудеса оздоровления головы, желудка, простаты и прочих жизнедеятельных органов. Шутили, что водичка делает талантливых еще талантливее, а бездарей еще бездарнее. Местный остряк переиначил «Кренино» в «Ипокренино», намекая на знаменитую древнегреческую Иппокрену, дарившую поэтам вдохновенье.
С годами приют разросся и стал называться Домом ветеранов культуры (ДВК). В старом помещичьем особняке остались теперь лишь библиотека и администрация, а рядом вырос бело-голубой корпус, напоминающий больничный. На первом этаже разместились врачебные и процедурные кабинеты, а выше — однокомнатные квартиры с балкончиками. В столовую вела стеклянная галерея.
— Замечательное место, — вздохнул Жарынин, — только здесь и можно творить вечное!
— Почему?
— Атмосфера удивительная: почти каждую неделю кто-нибудь ласты склеивает. Прямо «Волшебная гора». Не читали? Советую. Средний возраст насельника — 83 года! Человек умирает, комната освобождается и стоит пустая, пока оформляют нового постояльца. А оформление иногда затягивается. Ветеран, чтобы поселиться здесь, должен передать свою квартиру в фонд «Сострадание». Чтобы помещение не пустовало, номера сдаются под творческие мастерские, как нам с вами… А иногда просто пускают постояльцев, как в гостиницу, иной раз на одну ночь. Вы меня поняли? Директор тут ушлый. Экстрасенс! Еще познакомитесь…
Меж тем машина промчалась между черно-золотыми липами, ворвалась на стоянку и лихо вписалась в узкий просвет между навороченным черным джипом «лексус» и фургоном.
Режиссер открыл дверцу, вышел из автомобиля и шумно вздохнул.
— Боже, какой воздух! Пакуй — и на экспорт. Ну, здравствуй, «Ипокренино»! — Молвив это, он сдернул свой бархатный берет и в пояс поклонился.
Писатель тем временем соображал, как выбраться из машины. Жарынин припарковался так близко к фургону, что дверца едва открывалась.
— Ну что вы там копаетесь? — недовольно позвал режиссер.
Кокотов вскинул голову и от удивления открыл рот: без берета Жарынин показался ему совершенно другим человеком. Под оперенным бархатом скрывалась милая, глянцевая и весьма обширная лысина, придававшая грозному облику Дмитрия Антоновича какой-то водевильный оттенок. Автор «Полыньи счастья», скрывая улыбку, протиснул живот в щель, осторожно извлек ноутбук и оказался на свободе. Режиссер открыл багажник и начал небрежно выкидывать вещи на асфальт. Андрей Львович с оборвавшимся сердцем едва успел перехватить у него свой чемодан.
— Пошли! — Жарынин снова надвинул на голову берет, легко поднял раздутую спортивную сумку и двинулся к входу.
Но вдруг, спохватившись, он вернулся к машине, просунулся в салон и достал с заднего сиденья трость темно-красного дерева. Вещица была явно антикварная: черненая серебряная ручка представляла собой пуму, застывшую в кровожадном прыжке…
Глава 8
Рейдеры и незнакомка
И снова послышались звуки «Валькирий».
— Да, Ритонька, доехали. Все хорошо! Чувствуешь, какой тут воздух? — ответил в трубку Жарынин, несколько раз шумно вдохнув и выдохнув. — Как там мистер Шмакс? Будь с ним поласковей! — попросил он жену и подмигнул Кокотову, который грустно думал о том, что частота звонков на мобильник, особенно женских, — бесспорное свидетельство мужской состоятельности.
Задетый за живое, писатель сильно сжал в кармане свою старенькую «Моторолу», словно хотел сделать ей больно. Тем временем режиссер закончил разговор и дружески помахал бомжеватому дядьке, лениво соскребавшему с дорожек палые листья раритетной березовой метлой. Такие в Москве уже не увидишь. Нет, не увидишь!