Выбрать главу

— Ибрагимбыков сейчас от вас вышел? — строго спросил Жарынин.

— От меня.

— Ну и что хотел этот башибузук?

— Требовал, чтобы мы забрали встречный иск. Мы же судимся…

— А вы?

— Выгнал его вон! — гордо ответил Аркадий Петрович.

— Неужели? — недоверчиво прищурился Жарынин. — Странный он какой-то… рейдер!

— Ах, боже мой, я ведь на том и попался. Сначала Руслан Отарович произвел на меня прекрасное впечатление. Я даже рекомендовал его Меделянскому.

— Гелию Захаровичу? Как он?

— Судится. Горькая старость, хотя и не без удовольствий…

— Вы бы рассказали поподробнее, что тут у вас происходит!

— Непременно… Обязательно. Очень надеюсь на вашу помощь! — молитвенно сложил руки директор. — Вы пока устраивайтесь, а потом ко мне, как обычно, на коньячок…

Кокотов, скучая, огляделся. Стена напротив лестницы вся почти состояла из высоких, от пола до потолка, окон. Старинные переплеты казались сделанными из гипса — столько раз их красили и перекрашивали. Потолок был лепной, а увешанные хрустальными штучками бронзовые ветви люстры покрылись благородной зеленью. Откуда-то потянуло питательным воздухом — и в желудке Кокотова просительно заурчало. В этот миг он заметил, как женщина на капельдинерском балкончике поспешно встала из кресла, оперлась о низкие перила и внимательно прислушивается к разговору. Это была модно остриженная светловолосая дама, одетая в обтягивающие серые вельветовые джинсы и белую ветровку, явно дизайнерскую, похожую на черкеску с газырями. На ее плече висел небольшой крокодиловый портфель.

— Аркадий Петрович! — ласково позвала она сверху, придав своему красивому лицу капризно-просительное выражение. — Так я возьму Колю?

Огуревич встрепенулся, задрал голову и пригусарился.

— Конечно, Наталья Павловна, конечно! — подтвердил он, сладко улыбаясь.

— Доеду до сервиса и сразу его отпущу… — добавила она.

— Хорошо, хорошо…

Жарынин тоже глянул вверх, и его физиономия преобразилась тем изумительным образом, каким меняется лицо дегустатора, отхлебнувшего дежурного столового вина и вдруг обнаружившего в нем редчайший букет и небывалое послевкусие. Кокотов, надо сознаться, тоже поймал себя на глупейшем, совсем мальчишеском чувстве, которое, как это ни удивительно, живет в нас до глубокой мужской старости. Когда в детстве Светлана Егоровна брала его с собой в какие-нибудь скучнейшие гости, он хныкал, отнекивался, дулся, но лишь до тех пор, пока не обнаруживал там, в гостях, незнакомую хорошенькую девочку. И жизнь тут же становилась интересной, наполнялась таинственным, трепетным, пусть даже очень недолгим смыслом.

— Хорошо, хорошо. Конечно возьмите, Наталья Павловна! — повторил директор.

— Спасибо! — кивнула она, поправила на плече ремень портфельчика и еще раз внимательно посмотрела вниз.

Кокотов почувствовал, что глядит она именно на него — причем с явным удивлением. Это продолжалось мгновенье, затем Наталья Павловна еле заметно пожала плечами и стала медленно спускаться. Трое мужчин сопровождали ее нарядное тело проникающими взглядами.

— Кто это? — играя бровями, тихо спросил Жарынин.

— Лапузина. Снимает у нас номер. По семейным обстоятельствам, скандальная история, — торопливым шепотом объяснил Огуревич. — Идите, Дмитрий Антонович, оформляйтесь! А потом ко мне. На вас вся надежда!

— Помогу чем смогу, — кивнул режиссер с солидной сдержанностью влиятельного человека. — Вот и у Андрея Львовича связи в генеральной прокуратуре.

— Правда? — посветлел Огуревич.

— Правда! — с удивлением подтвердил писатель.

Тем временем Лапузина снизошла с лестницы, едва кивнув мужчинам, еще раз пристально глянула на Кокотова и направилась к выходу, оставляя за собой тонкий дорогой аромат, удивительно совпадавший с ее грациозной походкой.

— Оформляйтесь! Я предупредил бухгалтерию, — заторопился директор.

— «Люкс»?

— Меделянский, — развел руками директор.

— А Андрей Львович? — строго спросил Жарынин.

— Скажите, со мной согласовано! — Огуревич страдальчески напряг щеки и поспешил вслед Наталье Павловне.

— М-да, штучка! — молвил режиссер.

— А Меделянский тоже здесь? — удивился Кокотов.

— Вы его знаете?

— Конечно.

— Нет, он в Брюсселе. Бьется за своего Змеюрика.

Бухгалтерия располагалась в коридоре, где запах скорого обеда чувствовался гораздо сильней. В комнате за столами, стоящими друг против друга, сидели две ухоженные дамы позднебальзаковского возраста. Одна — крашеная брюнетка, вторая — блондинка, тоже ненатуральная. Первую звали Валентина Никифоровна, вторую — Регина Федоровна. Брюнетка, заметив Жарынина, заулыбалась и порозовела — именно так розовеет женщина при виде мужчины, с которым у нее что-то было или хотя бы намечалось. Любопытно, что с блондинкой произошло то же самое, она также порозовела и заулыбалась, из чего наблюдательный Кокотов сделал вывод: очевидно, две дамы не только вместе работают, но и, возможно, сообща ищут по жизненным закоулкам свое тендерное счастье.