А тут еще в номер шумно, стремительно и бесцеремонно, как оперуполномоченный с ордером, вошел Жарынин. Критически осмотрев комнату, он громко продекламировал:
— А у меня вот телефон не работает! — наябедничал автор «Бойкота».
— Не переживайте, работает. Просто здесь номера спаренные. А ваш сосед Чернов-Квадратов, — он указал на стену, — очень любит поговорить. Из-за него здешний дед и помер… Народный артист, между прочим!
— Как это?
— Сердечко прихватило, а телефон занят. Ни «скорую» вызвать, ни врача.
— А мобильник? — спросил Андрей Львович, чувствуя опасное стеснение за грудиной.
— Ну какие у дедов мобильные? А если и есть, то экономят… Как говорил Сен-Жон Перс: «О юность, ты мотовка! О старость — скряга ты!»
— Я зарядное устройство дома забыл… — грустно сообщил Кокотов.
— Ерунда! Мой сотовый к вашим услугам. Соавторы должны помогать друг другу.
— А мы разве соавторы? — насторожился писатель, почувствовав в этом заявлении скрытую угрозу своей финансовой будущности.
— Конечно! Назовите мне хотя бы один фильм, в котором режиссер не был соавтором сценария!
Кокотов сделал вид, что припоминает.
— Ну же! Ну!
Андрей Львович наморщился в трагическом отчаянье — именно так морщат лбы голливудские звездилы, спрашивая у партнерши: «Куда, дорогая, ты положила мою пижаму?»
— Не тужьтесь — не вспомните! Потому что таких прецедентов в мировом кинематографе нет! А лучше объясните, почему эта Наталья Павловна так на вас смотрела?
— Вы тоже заметили?
— Еще бы! Если бы она так посмотрела на меня, я бы еще понял. Вы с ней знакомы?
— Нет. Не помню.
— «Нет» или «не помню»?
— Не помню.
— Правильно. Не отрекайтесь от возможного! Великий Сен-Жон Перс говаривал, что каждая прошедшая мимо незнакомка — это часть великого несбывшегося. Но иногда мы забываем даже сбывшееся. Вот со мной, Андрей Львович, произошел однажды прелюбопытнейший случай. Вы, конечно же, знаете, что деньги на большое и чистое искусство (наш с вами случай исключение) можно добыть только у власти. Олигархи — жадные сволочи, скобари! Достаточно вспомнить яйца Вексельбурга…
— А что у него с яйцами? — не понял Кокотов.
— Вы что — газет не читаете?
— У меня много работы…
— Ах, ну да… Аннабель Ли — дама приемистая. А вот Федор Михайлович, между прочим, в клозет без свежей газеты не заходил. Докладываю: Вексельбург хотел принести в дар нашему многострадальному государству поддельные яйца Фаберже, а настоящие оставить себе — на память. Разоблачили его в самый последний момент и приговорили к инвестициям в нанотехнологии. Жуть! Поверьте мне, любой олигарх — жадный мерзавец! Самое большое, на что он способен, — это унизить дармовым ужином в ресторане, а потом при каждой встрече делать такое лицо, словно вскормил вас, спасая от голодной смерти, своей волосатой грудью. Благотворительность — мерзость, а меценаты — вампиры, которые высосали из людей тонны крови, а потом торжественно, под вспышки камер, идут сдавать на донорский пункт свои кровные двести миллилитров… Вы согласны?
— Ну, в общем… Не совсем! А как же Мамонтов, Третьяков, Морозов?..
— Вы еще Иисуса Христа вспомните! Нет, я не стану вам рассказывать эту историю…
— Ну хорошо, я согласен.
— То-то! Так вот, отправился я однажды просить деньги на новый фильм к одной очень крупной чиновнице, о которой слыхал, что к казенным средствам она относится без излишней задумчивости. Впрочем, тогда, при Ельцине, задумчивость считалась в Кремле дурным тоном…
— А что за фильм?
— Какая разница! Это к делу отношения не имеет.
— Ну, а все-таки?
— Сиквел «Евгения Онегина».
— Наверное, это когда Ленский убивает на дуэли Онегина… — вздохнул Андрей Львович.
— Да! Правильно. Я, кажется, в каком-то интервью проболтался… Вы читали?
— Нет, я сам догадался, — молвил писатель, тихо сквитавшись за «приемистую» Аннабель Ли.
— Уели! А вот насчет Татьяны никогда не догадаетесь!
— Она вышла замуж за Дубровского?
— Ах ты господи, он еще и остряк! Не-ет, она выходит замуж за ссыльного шляхтича, а после разгрома польского восстания эмигрирует в Северную Америку, в Джорджию. И там на склоне лет Ларина знакомится… Ни за что не догадаетесь!