Принцесса принесла из салона свой темно-синий дипломат и газовую лампу, позвала за собой маркиза. Закрыв дверь в вагон, устало сбросила свой тяжелый плащ, подстелила его на пол, села на него, поджала ногу, откинулась головой к стальной переборке, устало прикрыла глаза, положила тонкую руку поверх колена. Заскребла ногтем какое-то пятно воска от свечи, которое успела поставить на свои черные широкие, с карманами на бедрах, похожие на военную униформу, изготовленные из плотной синтетической ткани, брюки. Мечтательно и печально улыбнулась каким-то своим мыслям.
- Мы так ездили... - немного подумав, произнесла она ласково, мягко и тихо, совсем не тем командным холодным голосом, каким обычно говорила со всеми в Гирте - с Даниилом, Акселем, Лизой и остальными... Это было так давно...
Борис Дорс присел рядом с ней, коснулся пальцами ее руки.
- Вокруг Столицы есть кольцевая. Мы брали билеты просто так, чтобы куда-нибудь поехать... Мне тогда было пятнадцать, Лизе шестнадцать. Акселю почти восемнадцать. Он был у нас совсем старик. Мы тогда только поженились с Даниилом, пили, курили, смеялись на весь вагон, ели тортики, и все что покупали на станциях, задирали пассажиров. Проводник гонял нас, ругался, потому что мы постоянно натрясали в тамбурах пепла, бросали окурки и фантики от конфет. А еще я разбила бутылку ликера, все стало липким, мы натоптали, разнесли эту грязь по вагону, загадили все купе...
Она вымученно улыбнулась. Борис Дорс устал сидеть на корточках, сел на плащ рядом с ней. Она обхватила его локоть и положила голову ему на плечо. Громко лязгнула железная ручка двери, заглянула рыжая Лиза, сказала 'Все ясно' и хотела было уйти, но принцесса бросила ей хриплым и грубым голосом.
- Дай курить - требовательно протянула руку, устало оскалилась, вытянула шею.
- У самой мало - ответила та, но все же дала им с маркизом по папиросе и с грохотом захлопнула за собой дверь.
Они подломили папиросы, как научил министр Динтра, и прикурили от газовой лампы с которой Борису Дорсу пришлось снять плафон, об который он обжегся, какое-то время сидели и молча курили, задыхались от едкого дыма, но старались не упустить ни одной капли, наслаждались его горечью и крепостью.
За окнами все также было темно. Только пару раз что-то сверкнуло во мраке, но маркиз и принцесса слишком устали, чтобы вставать и приглядываться, какую очередную тайну подземелий Гирты они только что проехали, безвозвратно оставили позади, в темноте.
- ...А теперь мы едем неизвестно куда в темноту и вокруг нас только смерть... - заключила принцесса - ...мы заберем в Башне Тсурбы аварийный ключ ручного управления Станциями, а потом подложим под нее и корабль Парталле, заряд, подорвем их...
- Но зачем тут мы? - спросил Борис Дорс - это же дело для инженеров.
- Просто так - энергично бросая бычок на пол, к переборке, печально ответила герцогиня - просто мне захотелось проехаться на поезде вместе со всеми, вспомнить как это было тогда, в другой жизни, почти что в детстве... Можно было бы конечно покататься как-нибудь потом, между делом. Устроить экскурсию по всем линиями, но сейчас это все совсем по-другому. Потому что после сегодняшнего дня все изменится, и когда-нибудь мы тоже будем вспоминать все что произошло за последние недели с нами как какой-то чудной и дивный сон, как рассказанную на ночь грустную историю о том, чего никогда и не было на самом деле и тем более которая никогда больше не повторится. Будем жалеть о безвозвратно прошедших годах, как люди, что со сладкой ностальгией и горечью, как и я сейчас, вспоминают былые дни. Школу, университет, друзей, первое путешествие, первую исповедь, первый поцелуй, первые надежды и слезы любви. Все самое яркое и самое ценное в нашей жизни. Не потому что оно ушло и его больше не будет, а потому что первый раз всегда ярче и лучше, так, как никогда больше не будет в этой серой печальной жизни. Все изменится, и если бы мы остались там, наверху, мы бы точно упустили что-то важное, эти волнения, эту поездку в темноту и неизвестность, эти переживания и память о прошедших годах, на которые можно оглянуться, этот опыт, что делает нас лучше и сильнее: все то, что делает нас людьми. Живыми творениями Божьими, способными плакать, страдать, лить слезы, бояться, верить, надеяться, терпеть. Все что случилось сегодня... все что мы узнали за эти дни... Мы никогда не станем прежними. Как и Гирта, которая тоже изменится. И теперь у нас будет очень много работы, много дел, много всего, когда надо поступить так, как будет лучше для всех, а не по заповедям или велению сердца. Ты уже понял это, а я так живу с тех самых пор, как меня начали готовить к возвращению в Гирту, и так теперь будет до самой нашей смерти. Это наш скорбный путь, наш долг, наше служение. Принцесса и Герцог не должны сидеть на полу в тамбуре поезда. Просто не должны, как не должны сами наливать себе кофе, сами стелить себе постель, потому что им не положено, и другого такого случая у нас не предвидится. Я устала и просто хочу позволить себе эту слабость последний раз, хоть на эти десять минут, пока мы не приедем.
- Но это же поправимо - возразил ей Борис Дорс - потом можно будет поехать куда угодно. Туда, где никто не будет знать, что ты герцогиня, где не надо ничего делать. Оставить на Августа Гирту, уехать на каникулы в Столицу. В Ледяное кольцо, в Акору, в Лиру. Купить билеты на поезд, поехать на нем куда-нибудь...
Она улыбнулась, зажмурилась, покрепче ухватилась за его плечо, прижалась к нему щекой, но внезапно открыла глаза, уставилась перед собой. Ее взгляд снова стал холодным, непреклонным и пронзительным.
- Нельзя оставлять на Августа ничего - сказала она тихим и зловещим голосом - Вильмонт Булле больше не Герцог. Георг Ринья и все оставшиеся от его семьи сегодня будут мертвы. Тсурба тоже, как и Гамотти, как и Роффе и Солько и Кибуцци и все остальные. Остались только Тальпасто и Прицци. Тальпасто всегда были и будут вторыми. Сегодня они предали Ринья и теперь с радостью выдадут свою младшую за твоего сына, как за наследного принца. Теперь они будут за нас, частью нашей новой семьи. А Август с Марией, Тинвегами, Мунзе, Вритте и остальными, они всегда будут отдельно. У них своя семья, свой клуб, свое наследие. Гирта - их земля, это их предки пятьсот лет назад завоевали, отобрали ее у Волков и язычников, построили черные гранитные соборы, поставили стальные поклонные кресты. Это не наше, это их знамя Лунного Дракона и Железный Крест сегодня стояли на присяге во дворце. Мы в этой игре всего лишь пешки. Я поставила им шах, выиграла нам время, и сейчас они за нас, потому что пока у них больше нет выбора. Но это ненадолго. У них нет ни законов, ни договоренностей, ни принципов, они убивают всех, кого хотят, даже своих сыновей и дочерей, если они решат пойти против их клуба, их правил, их семьи. Ты сам знаешь все, ты видел это. В Гирте живут только те, кому они разрешают здесь жить либо те кто может дать им сдачи как владыка Дезмонд, на кого они не смеют поднять руки и с кем они готовы мириться ради собственных выгод. У меня есть план развития, связи, здесь надо очень многое изменить, но они никогда не послушают, не дадут нам сделать этого: вы с владыкой Дезмондом из Лиры, а я девка из приюта и мы для них чужаки. Это они законные наследники Марии Булле и Лунного Дракона, они хозяева этой земли, не мы. Со смертью сэра Конрада они ослабли, потеряли свою власть, но после Смуты, после разгрома Круга, когда они избавились от большей части клевретов Зогге и Волчицы Сив, Август и Мария решили начать все заново. Они готовили этот переворот, копили влияние и средства, растили новое поколение готовых беспрекословно слушаться, идти за ними молодых, и сегодня сами же, как шестнадцать лет назад, предали своих былых союзников и старых друзей, нашими руками избавились от последних из них, и теперь Гирта снова принадлежит им.
- Ты хочешь пойти против них?
- Да - утвердительно кивнула принцесса и прибавила вкрадчиво, очень убедительно и тихо - мы должны убить их первыми.
- У тебя есть разумные мысли, как это сделать?
- Да, я все продумала - кивнула, ответила она и протянула руки к темно-синему дипломату, подтащила его к подошвам своих черных массивных башмаков, отщелкнула замок на крышке, открыла его. Внутри на подушечке из серой плотной губки лежал черный пистолет. Рядом в такие же мягкие противоударные ниши были уложены маленькие блестящие баллоны и пули-шприцы.