Капитан прошел до кабинета генерала Гесса, вошел, доложил о том, что за последние два часа обстановка не изменилась. Только стало еще на полградуса холодней.
Генерал полиции все также сидел за своим столом. Листал подшивки старых газет из полицейского архива. Бумагу и ткань намеревались жечь последней, при самой крайней необходимости. Газеты и книги горели очень быстро, и жару в печах от них почти не было.
- Значит будем ждать дальше - выслушав рапорт, твердо ответил генерал, отложил свое чтение - мы и так потеряли уже две группы, больше выходить наружу нет смысла.
При этих словах он как-то сник и продемонстрировал капитану свободный стул. Прибавил печально.
- Александр, давайте чаю что ли выпьем...
Девица лет тридцати, помощница генерала Гесса, что лежала на тряпках в углу, в темноте, поджав колени, устало открыла глаза, поднялась со своего места. Оправила полы темно-синей, по виду под форменную полицейскую, мантии, с регалиями майора и медленно прошла в приемную, принесла едва теплый чайник, налила полицейским в чашки бледной, только отдаленно похожей на многократно заваренный чай воды, села рядом с начальником молча сложила руки на коленях. Ее волосы были растрепаны, лицо и ладони серыми от пыли. Высокомерная молодая наперсница самого генерала полиции за эти дни обратилась напуганной изможденной женщиной, осунувшейся, отчаявшейся и постаревшей за эти дни как будто сразу на несколько лет. Осталась только мантия с регалиями высшего полицейского руководства Гирты, вся измятая от того что ей укрывались ночью для тепла, перемазанная в копоти и грязи.
Все трое тяжело вздохнули, молча перекрестились на иконы в углу, взяли в руки чашки, с отвращением отпили из них.
В коридоре загремели шаги, послышалось движение, далекое монотонное чтение псалмов прекратилось, послышались встревоженные реплики. Люди поднимались, с изумленными, полными надежды, возгласами глядели в окно.
- Смотрите! - крикнул кто-то - летит!
По коридору пошел возбужденный говор, люди поднимались со своих лежанок, толкались, чтобы самим посмотреть на то, что там такое случилось.
- Мэтр Гесс! Мэтр Кноцце! - позвал какой-то полицейский.
Капитан, генерал и его помощница медленно поднялись со своих стульев, выглянули в коридор, узнать, о чем идет речь.
- Да вон! - крикнул кто-то - огни!
И вправду. Зловещие, замершие в багровой мгле окна и свет костров на проспекте гасли одни за другим, но вместо них также медленно, но словно ускоряясь с каждой секундой, начали загораться другие источники света. Что-то непреклонно менялось за стенами комендатуры, но самым главным было не это: по небу за черной иглой шпиля Собора Последних Дней, что отчетливо просматривался даже в сумраке багровой ночи над крышами, медленно летели хвостатые огненные звезды. Снижались по пологой баллистической кривой и уходили куда-то в сторону крепости Гамотти и залива. Но не так как на картине в зале отдела Нераскрытых Дел, где они падали прямо на город, а пролетая высоко над его крышами, колокольнями и куполами церквей, расцвечивая небосклон своим живительным, нереально ярким в этом опустившимся на побережье колдовском багровом сумраке бело-рыжим светом.
У ворот на проспект Рыцарей загорелись какие-то яркие, похожие на химические, огни, как из тумана, сами собой проявились из темной черно-багровой темени. В предрассветных сумерках проступили фигуры несущих вахту рядом с кострами людей. Бесформенные и жуткие, в своих конических шлемах, с дыхательными масками и очками-гуглями, в черных блестящих несгораемых плащах химической защиты, с фонарями-рефлекторами на груди, они были похожи на каких-то диковинных солдат из какой-нибудь написанной бестолковым писателем-фантастом, которого никто никогда не будет читать, потому что так не бывает и все это лишь глупые выдумки, книжки. Яркой магниевой лампой с забралом, как у рыцарского шлема, замерцал семафор в руках сигнальщика, передавая осажденным сообщение.
- Быстро! - все еще держа в руках чашечку с чаем, приказал генерал Гесс - чем-нибудь, скажите им! Гирта Шесть Гесс - Гирте Центральной! Отклик!
Кто-то принес свечу и, задвинув занавеску, закрывая огонь ладонью, начал посылать ответ.
У ворот замахали руками, фонарь откликнулся. Какая-то темная жуткая тварь с длинными сегментированными хвостами метнулась из тени, от все еще стоящих у забора карет и лежащих там же мертвых, растерзанных в клочья, обглоданных лошадей. Хищно хлопнула склизкими кожистыми конечностями, но дружинники смело приняли ее на длинные пики, а рыжий поток пламени из огнемета опалил ее, заставил броситься прочь и отступить. Не прошло и пяти минут, как раскидывая перед собой и по сторонам ярко горящие фосфорные свечи, таща страховочную веревку, с проспекта Рыцарей от ворот в сторону здания комендатуры двинулся отряд вооруженных людей.
Все ликовали, радовались освобождению, показывали руками, кричали, обнимали друг друга, крестились, смеялись и каждый старался пробиться поближе к окном, чтобы точно убедиться, что наконец-то все закончилось и они спасены.
- Почти как на той картине у Нераскрытых - поднимая взгляд на летящие по небу мимо шпиля Собора рыжие хвостатые звезды, констатировал капитана Кноцце. Генерал Гесс молча кивнул, пожал плечами в ответ и перекрестился.
Багровая мгла уходила. Небосвод затухал, ночь отступала. Над Гиртой поднимался холодный, туманный и серый, мокрый от росы, почти что октябрьский, но все же настоящий, а не искаженный, колдовской, рассвет.
***
- А я был впереди всех! Первым в строй врага врубился! - хвастался Модест Гонзолле. Он сидел с дружинниками на бревнах у ворот Инженерного моста, размахивал флягой, рассказывал о своих сегодняшних подвигах и приключениях - а сэр Дорс, а сэр Дуглас...
- Да никто тебя там не видел! - услышав его пьяные бахвальства, грубо и зло крикнул ему какой-то рыцарь - ты убежал, как затрубили наступление!
И он подошел к хвастливому барону и с силой толкнул его, так что тот с грохотом завалился за бревна, запрокинув высоко к начинающему светлеть небу свои черные и модные, латные сапоги.
- Отдай флягу! Разольешь! - закричали ему со смехом, отобрали у него выпивку.
- Да что вы там видели в темноте! Спину мою видели! Я был впереди всех! - вскочил, обиженно воскликнул Модест Гонзолле, пнул со всей силы в темноту, стоящий рядом чей-то шлем и, размахивая руками, грохоча доспехами, зашагал через мост на южный берег Керны.
***
Глава 32. Падающая звезда. (Все последующие дни)
***
Наступило утро. С рассветом, пришел тяжелый и холодный, серый осенний ливень. Омыл следы ночного сражения, смыл в реку пепел и гарь пожарищ и кровь с камней мостовых. Серой сумрачной завесой укрыл улицы и проспекты. Через его спокойную и плотную шелестящую пелену гулко перекликались колокола: в храмах служили панихиды по погибшим. Похоронные процессии скорбными шествиями двигались по улицам, несли фонари, свечи и мокрые, висящие тряпками, сине-белые траурные ленты. По городу двигались цепочки усталых вооруженных людей. Отпущенные по окончанию боевых действий своими командирами ополченцы и дружинники возвращались в свои кварталы, домой к родственникам и семьям. У мостов стучали мотыги, шаркали лопаты, гремели колеса телег и топоры: рабочие и пленные разгребали завалы, освобождали от баррикад улицы и проспекты.
В усталом торжественном молчании въехали в город сразу же с уходом багровой мглы покинувшие свое убежище на Полигоне полицейские из отдела Нераскрытых Дел. Неспешно ехали по проспекту Рыцарей, оглядывались по сторонам, кивали знакомым и коллегам, что пропускали их через заставы, приветствовали, нехотя делились пересказанными уже по десять раз историями о том, что происходило ночью на улицах Гирты. Вспоминали каких-то общих дальних, давно забытых знакомых, кто был ранен или убит.
Но как это всегда бывает после войн и потрясений, когда все самое тяжелое и опасное уже прошло, осталось позади, и надо как-то жить, также и горожане Гирты, осознав, что ничего страшного и фатального не случилось, возвращались к своим делам. Выходили на улицы, с интересом оглядывались вокруг, заходили в соседние дома, спрашивали у знакомых и родственников все ли целы. Спускались в мастерские и лавки, проверить, все ли на месте, не взломана ли дверь, шли на перекресток, читали объявления, брали у разносчиков свежие, уже подготовленные и отпечатанные газеты. Жены собирали и несли мужьям на заставы корзинки с бутербродами. Пьяницы, которых привлекли к уборке улиц, пока не видит отвернувшийся злобный сержант, прикладывались к фляжкам и бутылкам. Старьевщик катил свою тележку, смотрел, что бы можно подобрать интересного. Из глядящих в узкие, полнящиеся эхом дождя и текущей воды переулки окон, слышались глухой грохот оловянной посуды и веселые визги и топот резвящихся в комнатах детей. Пожилая тетка сварливо и бессмысленно ругалась, кричала, на них, но им до нее не было никакого дела. Мальчишка-разносчик ковырял в носу, глядя на работающую у моста паровую машину. Рядом с ней, важно, как будто он настоящий машинист, облокотившись о лопату, стоял крепкий юный кочегар в войлочном колпачке, курил.