***
Инга бежала гораздо медленнее, и успела добежать только до опушки, пока окончательно не выдохлась. Через поле за ней мчались страшные, с горящими глазами псы. Придерживаясь руками за деревья, чтобы не оступиться в темноте, рывками откидывая с лица растрепанные, выбившиеся из пучка волосы, то и дело спотыкаясь в темноте о корни, камни и стволы поваленных деревьев, она прошла еще сотню метров, пока лай собак не приблизился настолько, что стало ясно, что бежать дальше бесполезно. Инга остановилась у дерева, прислушалась в темноте. Развернулась и прислонилась к нему спиной, расправила руки по коре. Сосредоточила дыхание, чтоб успокоиться и огляделась. Впереди, в просветах между деревьев чуть светлело поле, за которым вдалеке отчетливо белело здание карантина, охваченное густым, подсвеченным ярким электрическим светом дымом.
Инга плотно зажмурилась и снова открыла глаза.
Лунный свет едва пробивался между верхушек елей. Мерцал звездным золотом в ее растрепанных, рассыпавшихся по плечам и спине кудрям, отражался в горящих бешеным, загнанным огнем глазах, усталое тревожное и возбужденное выражение читалось на ее разгоряченном от бега и страха лице. Одежда была растрепана, рубаха порвана, завязки на рукавах распустились. Невредимыми остались только ее заношенные черные широкие, из синтетического материала и с большими карманами машинной выделки штаны.
Инга загнанно огляделась.
Несколько пар глаз горели в темноте. Оглашая лес злобным устрашающим рыком, прямо на нее мчались огромные демонические, больше похожие на черно-белых, обтянутых непропорционально массивными мышцами и кожей быков чем на собак, псы. Первый почти подлетел к ее ногам и было уже припал на задние лапы, чтобы броситься ей на лицо, и ей даже показалось, что у него спереди вместо лап руки, а позади копыта, но она слишком плохо видела в темноте, чтобы испугаться, как Фанкиль. Превозмогая боль, она сделала пас ладонью - как будто сворачивая пробку с фляги, или разворачивая стоящий перед ней предмет. Затрещало дерево, Инга вскинула руку, зашелестели опавшие, лежащие под елями древним многовековым ковром иглы, а воздух наполнился запахом воды и выжатой из еловых стволов смолы. Собака резко сдавленно взвизгнула и, словно бы сжавшись, лопнула внутрь, разметав во все стороны геометрически-правильные круглые темные густые брызги. Следом за ней также сжался и разлетелся в щепки ствол толстой ели, за ним еще одна подбегающая тварь, а за ней и следующая и еще одно дерево. Подломленные деревья, цепляясь друг за друга ветвями, начали заваливаться на бок, оглашая округу печальным шелестом. Последним по лесу к беглянке спешил какой-то человек с факелом в руке. Он остановился в стороне, видимо напуганный или озадаченный случившимся, но Инга навела руку и на него. Он качнулся и точно также внезапно, как и его чудовищные собаки, лопнул пузырем кровавых брызг и кольцом, пламени от факела, которое тоже засосало в гравитационную дыру и вместе с воздухом и перемолотыми, выжатыми досуха остатками выкинуло обратно в окружающий мир. С грохотом и треском ломающихся ветвей упали подрубленные ели. Больше рядом никого не было. Черный лес был безмолвен и тих. Инга медленно сползла спиной по стволу дерева, подгибая колени. Ее одежда была в смоле и крови. По лицу текли слезы. Воздев глаза к небу, она безмолвно плакала и молилась.
***
- Да воскреснет Бог, да расточатся врата его! - шептал про себя Фанкиль. Привычный ритм бега успокоил его, напоминая о давно минувших временах тренировок, когда они, еще юными пажами жили в пансионе при орденской командории, каждое утро бегали босиком, полуголые, в одних штанах по двору и саду, вокруг дома в котором были устроены классы для обучения и кельи.
Вспомнил, как они отжимались в одних рубахах в снегу и этот снег жег кулаки и ступни, попадал в рукава и за шиворот, но они были молодыми и отважными, жаждали служения и подвигов веры, и ни усталость, ни холод, ни синяки, ни травмы не страшили их. Как отрабатывали на морозе и под дождем упражнения, вертели над головами мечи, рубили манекены до боли в руках, изо всех сил. Как рыцарь-инструктор, парень едва ли старше них больше чем на десять лет, сам делал все вместе с ними и был во всех упражнениях первым. Как они рубили друг друга деревянными палками и колами, до синяков, до крови, до переломов и ушибов. Как потом братались после поединка. Шли в трапезную и жадно ели сваренные в жиру, приправленные сушеной зеленью бобы. Как смотрели на дождь за высокими окнами орденского дома после литургии в воскресный день, когда ничего нельзя было делать, но очень хотелось, потому что чесались юношеские привычные к мечу и работе кулаки, но это тоже было такое упражнение. Ничего не делать, ни с кем не разговаривать, не выходить из кельи, как завещал Господь Бог шесть дней работать, а один, седьмой, посвящать литургии и молитве...
Он обнаружил себя на дороге в сторону кладбища, где виднелось страшное черно-багровое зарево горящей лесной церкви.
За ним была погоня. Где-то вдалеке отчетливо слышался вой собак и гром копыт. Фанкиль остановился, вдохнул и криво улыбнулся. Вспомнил, как они бегали по саду в молодости, колотили друг друга, отбирали флаг, несли его в свой угол. Он ускорил шаги и вскоре был перед мостиком через ручей.
Он точно знал, что ему не удастся убежать от верховых. У мостика, там, где его и оставили, стоял разбитый, видимо нарочно переломанный топорами людьми Атли Солько черный дилижанс полиции Гирты. Впереди, за мостиком горела лесная церковь. Схватив с дилижанса бутылки с зажигательной смесью, Фанкиль облился керосином с ног до головы так, чтобы перебить свой запах, бросился в ручей и, распластав ладони по воде, чтобы в случае если он споткнется, можно было схватиться за берег, поспешил по нему в сторону противоположную от реки.
Через несколько секунд явились и преследователи. Всадники угрюмо взирали на пожарище. Огромные уродливые мутировавшие собаки жалобно припадали на задние лапы, выли, тычась под ногами коней, топтались по мостику, суетливо толчась на бревнах, вынюхивали в стелющемся по дну котловины дыму свою жертву. Верховые подъехали к ним, прислушались, пригляделись, подсветили факелами ручей. Но треск и шум близкого пожарища заглушали все иные звуки леса. Внезапно собаки страшно завыли и бросились в сторону, словно почуяв новую добычу. Фанкиль, что еще не успел отойти достаточно далеко, вздрогнул и припал на корточки так, чтобы целиком укрыться в воде. Но его не заметили. Собаки почуяли и погнали по лесу прочь из котловины одну из лошадей, оставленных полицейскими и наверное наивно решившую вернуться к брошенной посреди леса карете. Следом за собаками погнали и верховые. Фанкиль выдохнул и перекрестился, поспешил по ручью подальше от мостика и горящей церкви.
***
Глава 7. Голос Из Дома. (Воскресенье)
***
Стояло ясное воскресное утро. Глубокий и чистый колокольный звон, призывая к заутренней, эхом разносился далеко над гладью реки. Заслышав его, люди на лодках и кораблях просыпались, снимали шапки, оборачивались на восход, крестились.
Холодное и тихое розовое утро занималось над Керной. Резким эхом отдавался каждый плеск - как будто совсем рядом черпали из реки воду ведром далеко у берега, или рыба била хвостом в камышах. Подлетала чайка, с плеском цепляла когтями, пыталась ее схватить.
Целыми островами спускались по реке, к городу, собранные из срубленных в верховьях деревьев, плоты. В зарослях ивняка то там, то тут темнели лодки - мрачные с недосыпа, злые от утренней свежести и сырости рыбаки вынимали улов, проверяли сети.
В легком утреннем тумане по всему южному берегу чернел непроходимый и черный лес. Огромные ели стояли неприступной, безмолвной стеной. Во мраке, под черными ветвями на пологих склонах холмов, между серыми обломками гранита лежал непроходимый бурелом. Даже не хотелось подплывать близко к этому мрачному и безлюдному берегу: что там во мгле, кто прячется под этими исполинскими обломками скал и непомерно толстыми, неизвестно какой силы ветром опрокинутыми, переломанными об них стволами деревьев - выскочит кто из темноты, напугает путешественников.
Было очень холодно. Почти что осенней, сентябрьской свежестью тянула студеная вода за бортом утлого суденышка, в котором по течению реки спускались доктор и детектив, и, казалось, повернешься не так, двинешься резко, перевернется лодка, и окажешься в этой ледяной утренней воде и не выплываешь - сведет руки и ноги, затянет в стремнину.