— Песя считает, что ты вышла замуж из-за Гершона.
— Кто такая Песя и кто такой Гершон? — искренне удивилась Гитл.
Я махнула рукой. Дальше! Я хотела слышать, что было дальше.
— Мы поехали к моей маме в Краков, там Марек снова стал учиться живописи, мы оба учились, но его все куда-то тянуло. И мы поехали к его хасидам. Там сыграли свадьбу. А старый ребе сидел на нашей свадьбе мрачный и потом сказал Мареку: «Ты украл женщину у ее мужа. Ты должен ее вернуть». Он увидел, понимаешь? Увидел то, что было скрыто. Мы убежали. Марек был готов оставить живопись, но вернуть меня Шлойме он не мог и не хотел. Мы убежали от хасидов, а хасиды остались, и их уничтожили немцы. А мы бежали все дальше и добежали до самого Урала. И там со мной что-то случилось. Я начала видеть. Я все знала наперед, как оно будет. И Марек сказал, что нас простили ради той радости, которую мы доставляем друг другу и Небу.
Гитл задумалась и замолкла.
— Мы продадим рисунки из этой папки, — сказала она вдруг решительно, — и ты отдашь долги. Только скоро тебе все это не будет нужно. Лучше повременить. Скоро мы выдадим тебя замуж. Хорошо выдадим. Ты не будешь ни в чем нуждаться. Я победила твоего демона! — добавила она и расправила плечи, словно посылала кому-то вызов. — Но ты должна быть осторожна. У тебя тонкая душа, за ней демоны охотятся с особым наслаждением.
С вещими словами Гитл приходилось считаться. Но замуж я не собиралась. Рисунки из папки? Ладно, разберемся, что с этим делать.
— Гитл, я не хочу замуж. Отмени, пожалуйста, этот план.
— Не могу. Там уже все решили, — Гитл ткнула пальцем в направлении потолка. — Марек очень обрадовался моей просьбе и обещал сделать все наилучшим образом. Я уже видела твоего жениха. Он нам понравился.
— А мне?
— Тебе он уже давно нравится, только ты не даешь своим чувствам бежать свободно.
О ком она говорит? И когда это я успела взнуздать свои чувства и засунула самой себе под язык мундштук? Но вот что хорошо: теперь всегда можно получить посредством Гитл предупреждение о грядущих неприятностях, чтобы их избежать. Присмотримся к окружающим мужчинам и отправим вероятных кандидатов в мужья подальше.
— И не подумай! — вскипела Гитл. — Нам нужно родить мальчика. Душа Марека получила приказ войти в тело твоего новорожденного сына.
— Что значит этот приказ? Душе не хочется, а ее посылают под конвоем?
— Ах, тебя еще столькому нужно учить! Душа не хочет спускаться в наш ужасный мир, но ей необходимо это сделать, чтобы исправить то, что произошло раньше. В Мареке жила душа реб Зуси. Знаешь, почему ее послали к нам, эту великую и святую душу? Потому что реб Зуся не знал искушений. Он был некрасив с детства, но ему не было еще и трех лет, а он уже наставлял гусей в Божьей премудрости. А в пять он стал наставлять людей. Премудрость простерла над ним крылья. Поэтому, когда к нему пришел замученный тяжелой долей хосид просить совета, как избавиться от жизненных неудач, реб Зуся, одетый в лохмотья, но не ощущавший ни холода, ни голода, ответил: «Представления не имею. У меня их, этих бед, никогда не было». Понимаешь?
— Нет.
— Подумай сама, — терпеливо ответила Гитл, — разве это правильно — считать совершенной душу, которая не преодолевала соблазнов потому, что она их не ощущала? Разве такая душа имеет право влиться в Божественное совершенство и закончить свой путь? Нет, не имеет. А Марек знал много искушений, но он их преодолел и даже вымолил себе право умереть во славу Божью. Это очень великая честь. Но и он многого не успел или не сумел. Например, оставил в мире картинки, которые смущают людей.
— И мой сын будет преследовать живописцев? Знаешь что, я аннулирую это ваше соглашение, совершенное, кстати, за моей спиной. Я вообще не выйду замуж и не буду рожать никого, ни мальчика, ни девочку, ни даже неведому зверушку!
— Ой-ой! — покачала головой Гитл. — За одни эти слова твоей бедной душе придется возвращаться в этот мир еще много-много раз. Но мы скажем судьям, что тебя долго держали взаперти, а разве тот, кто не видел света, может сразу понять, как с ним обращаться? Не надо было отнимать тебя у меня на столько лет! — добавила она обиженным голосом.
— Ты и не пыталась меня найти, — заметила я и удивилась тому, что мой голос тоже звучит обиженно.
— Нельзя было. Тебя забрали за мои грехи. Марек меня предупреждал. Я должна была понести наказание. Боже, как я грешила!
— Ты была блудницей, — подсказала я.
— А! Если бы только это! Мой отец не был евреем. Он был австриец с хорошим нюхом. И когда он унюхал, что наци будут заправлять миром, мой папаша записался в нацисты. Но мама была стопроцентной еврейкой. И папа Гутхарц, это Доброе Сердце, решил развестись. А меня с мамой он снабдил подложными паспортами и отправил в Прагу. Там нас можно было скрыть в толпе евреев, и туда не нужно было долго трястись на поезде. А Гутхарц не мог жить без своей Эрики, так звали мою маму, и без меня, его Минхен. Тогда меня звали Минной. И он собирался бывать у нас в Праге каждый конец недели.