В пивной «Хофбройкеллер» был небольшой зал, который хозяин предоставлял в распоряжение герра Гитлера и его друзей. Вот в нем они и собрались, формально — для отчета управляющего делами партии Макса Амана, чьим авторитетом Гитлер хотел продавить в соредакторы партийной газеты «Народный обозреватель» Альфреда Розенберга, которого ее редактор Эккарт ни в грош не ставил. Пока препирались по этому поводу, фон Зеботтендорф обратил внимание на сидящего рядом мальчика лет двадцати: на цыплячьей шейке крысиная мордочка с усишками, близоруко щурится, на ногте безымянного пальца левой руки, согласно нацистской моде, пивная руна науд. Его привел Гесс и, кажется, даже представил в качестве кандидатуры знаменосца Штурмового отряда, но магистр имени не запомнил. Этот юнец делал доклад о природе символизма, что-то бубнил по бумажке о смысле трех основных цветов — красного, белого и черного, пока присутствующие остывали после ругани о соредакторах. И внезапно, точно фокусник из ниоткуда, выдернул и развернул красное полотнище с огромным белым кругом посередине и черной свастикой внутри, обрамленной четырьмя венками из дубовых листьев. В углах знамени сидело по орлу в разных позах, и у каждого в когтях по белой свастике. Эрнст Рем, крестный отец штурмовиков, выдохнул шумно, как бык, и приосанился: знамя ему понравилось.
— Личный штандарт Адольфа Гитлера! — тоненько выкрикнул мальчишка и ловко расстелил его, как скатерть, на длинном столе, за которым они все сидели.
Рем вытаращил глаза и побагровел. Встал Гесс и заявил, что фюрер должен иметь лейбвахе, личную охрану, которой требуется лейбштандарт, в котором должны содержаться все главные символы, а для штурмовиков с их более узкой задачей тоже есть вариант, и «наш товарищ Гиммлер сейчас его представит». Мальчик с усишками, пряча от Рема глаза, вытащил «вариант» — продолговатый черный треугольник с черепом и костями. Рем вскочил и, пыхтя от возмущения, схватил предполагаемого знаменосца за шиворот и вытолкал за дверь. Потом он ринулся к Гитлеру, но дорогу ему преградил Гесс. Такое уже случалось.
Если бы Гитлер и Рем хотя бы раз сошлись лоб в лоб, то снесли бы друг другу черепа, но между ними всегда вставал Гесс, и оба отступали, на шаг. И теперь, поорав, обменявшись обвинениями в стремлении «все подмять под себя», в конце концов на чем-то поладили и дружно выпили.
Уходя вместе с Гессом и Гитлером, магистр снова увидел того парня, которого едва не побил Рем. Гиммлер невозмутимо стоял возле двери и как будто чего-то дожидался. Мимо него прошел Гитлер, слегка хлопнув по плечу. Гесс остановился и что-то сказал. Гиммлер, опустив глаза, четко, по-военному, кивнул.
— Я велел ему пока отсидеться у Штрассера, в Ландсхуте, — объяснил Гесс магистру уже в машине. — Потом я его верну. — И обернувшись к Гитлеру, кутавшемуся в плащ на заднем сиденье, добавил: — Клянусь моей верностью, Адольф, у тебя будет преторианская гвардия!
«Я не признаю ни этого правительства, ни этого государства! У меня есть моя родина, которую несколько государственных изменников трусливо предали в Кампьенском лесу. Государство, построенное на измене и предательстве, — незаконно. Это государство, именуемое Веймарской республикой, невзирая на все провозглашенные им свободы, должно быть уничтожено, Версальское правительство свергнуто, а изменники, купившие личную власть за немецкие земли, приобретенные ценою пота и крови наших предков и гения ее прежних правителей… эти подлые изменники должны быть осуждены и наказаны, как и следует наказывать за государственный грабеж и унижение нации, — смертью».
В этих словах Гитлера четко выражено то, что в начале двадцатых думало 99 процентов всех немцев. Похожие слова произносили лидеры все большего числа политических партий, и всякий раз — аудитория, будь то элитный охотничий клуб или толпа на площади — взрывалась аплодисментами.
Речь Гитлера, которую Гесс в «партийной хронике» приводит целиком, помечена 24 августа 1921 года. А 26 августа был убит Маттиас Эрцбергер, один из лидеров-центристов, тот, что в 1918 году подписал в Кампьене перемирие, положившее, по мнению националистов, начало процедуры большой государственной измены. Убит он был боевиками из группы «Консул», входившей в Германенорден.
А еще через день, 28 августа того же 21-го года, Германенорден оповестил (в частности через журнал «Хаммер») все свои тайные общества и политические организации об общем сборе для продления «черного списка предателей», в который войдут Эберт, Шейдеман, Ратенау, писатели и журналисты-республиканцы. Место и время этого сбора остались неизвестны. Но, похоже, мастера спешили, если судить хотя бы по тому, с какой скоростью было организовано другое событие, а именно — посвящение лидера НСДАП Адольфа Гитлера, который, не будучи посвящен, не мог присутствовать на съезде. А его присутствия желали. И магистр «Туле» вынужден был согласиться.