Слушатели как завороженные рукоплескали рассказу о человеке, когда-то никому не известному, но сумевшему перевернуть мир вверх тормашками. Мало кто в истории так стремительно поднялся с самого низа на самый верх. В тот вечер, когда Адольф Гитлер присоединял свою мать-Австрию к своей мачехе-Германии, он вынашивал планы не торжества, а мести. Он мстил не Карлу, умершему в 1922 г., и не Зите, которая жила в эмиграции в Бельгии. Он нацеливался на сирот эрцгерцога Франца-Фердинанда, убийство которого в 1914 г. запустило маховик Первой мировой войны. Незадолго до прибытия Гитлера в отель оттуда спешно съехал старший сын эрцгерцога герцог Максимилиан Гогенберг вместе с женой и пятью детьми[6].
Уже через несколько часов после возвращения Гитлера в Австрию положение герцога должно было круто измениться: человека, олицетворявшего собой государство, нужно было объявить его врагом и из дворца, где он жил, препроводить в нацистскую тюрьму. С вершин он упал столь же стремительно, как к ним поднялся Гитлер. Вместе со своим окружением фюрер составил список нескольких тысяч австрийцев, подлежавших ликвидации. За несколько недель арестовали семьдесят девять тысяч человек, но аресты, депортации в Германию и заточения в Дахау гестапо начало вовсе не с евреев, не с чехов и не с иммигрантов, которых Гитлер просто не выносил и всячески демонизировал. Первыми двумя австрийцами, которых Гитлер приказал арестовать вечером в день своего величайшего триумфа, стали Максимилиан и Эрнст Гогенберги, сыновья Франца-Фердинанда[7]. Герману Герингу и Генриху Гиммлеру он велел действовать без всякого снисхождения, на что два вечных соперника охотно согласились[8].
После захвата Австрии Гитлер дал гестапо еще более тайное задание. Нужно было помочь выехать в США врачу-еврею, который лечил смертельно больную мать Гитлера в последние годы ее жизни[9]. Два офицера-еврея, его сослуживцы по Первой мировой, тоже оказались под его личной защитой[10]. Как и доктор, они получили возможность избежать холокоста, вскоре развязанного Гитлером против евреев Европы. Печально известный антисемитизм Гитлера был избирательным, но вот сыновей Франца-Фердинанда фюрер не пощадил. В этой ненависти было куда больше личного, чем в неприязни к их покойным родителям или отвращении к миллионам невинных, которые должны были умереть во имя его.
Но даже когда об аресте братьев Гогенберг кричали все заголовки в Европе и Америке, женщины, любившие их, не собирались сдаваться[11]. Добиваясь освобождения, жены, сестра, другие женщины, которые им сочувствовали, повели беспримерную партизанскую войну против нацистов в Вене, Праге и Берлине. С Гитлером и его гестапо боролись ум, сила и стойкость женщин; ими двигала любовь точно так же, как нацистами – ненависть.
Семена вендетты Адольфа Гитлера против исчезнувшей империи Габсбургов, покойного эрцгерцога и его детей-сирот были посеяны гораздо раньше встречи с Габсбургами в метельный вечер у отеля «Империал».
Незадолго до того, как Гитлер появился на свет в приграничном австрийском городке Браунау-ам-Инн, кронпринц Рудольф, тридцатиоднолетний обаятельный наследник престола Габсбургов, или сам наложил на себя руки, или был убит. Неуклюжее заявление правительства только напустило тумана. Посол Англии выразил общее мнение: «Все здесь загадка, загадка и загадка!»[12] Империя Габсбургов, почти шесть веков самый важный винт в жизни Центральной Европы, так и не оправилась от этого потрясения[13]. Рудольф был единственным сыном императора Франца-Иосифа. Ни дочь, ни родственница не могли наследовать престол. Для заполнения опасного вакуума императору не оставалось ничего другого, как назначить преемником своего старшего племянника эрцгерцога Франца-Фердинанда[14]. Это был непопулярный выбор. Эрцгерцога все считали чуть ли не живым мертвецом, хилым интровертом, и никто не ждал, что он проживет долго. Популярный кронпринц исчез с общественной сцены внезапно, и Франц-Фердинанд волей-неволей взялся за роль, не подходившую складу его личности[15]. Стефан Цвейг, прославленный австрийский прозаик, отмечал: «Францу-Фердинанду недоставало именно того, без чего в Австрии невозможна подлинная популярность: личного обаяния, человеческой привлекательности и внешней обходительности» [16][17].
9
10
11
Habsburg Princes Arrested by Austrian Nazis // New York Times, 23 March 1938, 38. Col. 1.
12
13
15
16
Цит. по: