Роман Днепровский
Гитлер и мужик
На фото: 1917 год, Первая Мировая война, Франция. Группа австро-германских военнослужащих во главе с офицерами. Ефрейтор Адольф Гитлер – будущий рейхсканцлер и фюрер NSDAP – помечен крестиком. Герой рассказа на этом снимке не помечен, но не исключено, что и он здесь присутствует.
«…лысый, ростом невелик.
– Ленин, – просто отвечает.
Ленин?! Тут и сел старик.
(Александр Твардовский,
«Ленин и печник»,
поэма для младших классов
средней школы)
История, которую я сегодня хочу рассказать, началась почти ровно сто лет назад, в 1916 году. Дело было в одной из провинций тогдашней Австро-Венгерской империи, а именно – в Галиции, неподалёку от старинного Галича. Те из читателей, кто ещё не забыл школьного курса истории, наверное, помнят, что в том самом 1916 году в Европе гремела, грохотала взрывами и постреливала пулемётными очередями Первая Мировая война.
Нашему хлопцу в тот год миновало ровно осьмнадцать лет – наступил призывной возраст. А поскольку великий кайзер Франц-Иосиф уже два года вёл войну на всех направлениях, то «откосить» от этого дела нашему герою не удалось: пришлось переодеваться в казённую форму, брать в руки саблюку и винтовку, да и двигать вместе с другими такими же хлопцами на фронт – героически умирать за фатерлянд унд кайзера. С фронтом хлопцу повезло: попал он на западное направление, во Францию, где благополучно два года кормил в окопах вшей, хлебал из солдатского котелка кашу-«шрапнель», да изредка вместе со всеми постреливал по команде пана ефрейтора в сторону французских позиций… Вот так – без особых подвигов и приключений – прошла для него эта война, а когда в ноябре 1918 года измотавшие себя и друг друга страны-участницы подписали, наконец, мирный договор, герой нашего рассказа сдал свою винтовку, и двинул домой, в Галицию. Революционные приключения в бывшей имперской столице его не интересовали, и он поспешил в родное село – заниматься привычными крестьянскими делами.
Родные встретили его, как героя: ещё бы!… фронтовик, с медалями и крестами! Тут же выделили ему земельный пай, и вчерашний солдат принялся хозяйствовать на своём наделе. Хозяином он оказался толковым: работал, не покладая рук – и очень скоро превратился в достаточно зажиточного поселянина. Односельчане его уважали…
Где-то рядом шли гражданские войны, возникали и исчезали какие-то баварские и венгерские «советские республики»; где-то в Большом Мире бушевали экономические кризисы, бастовали рабочие, реакционная буржуазия топила их выступления в океанах крови, а империалистические хищники готовились к новой захватнической войне за передел мира – наш герой ничего этого не замечал, он вкалывал и вкалывал. Проснувшись однажды утром, он узнал, что его родную Галицию оккупировала Польша. «Яка така Польща? – подумал он, – ну их усiх к бiсу!» – запряг возок и поехал в Галич, продавать на базаре урожай…
Однако, История – дама коварная, и не любит тех, кто игнорирует её капризы. «Первый звоночек» для нашего крестьянина прозвучал в 1939 году, когда к нему на двор заявились какие-то хмыри с винтовками, в островерхих суконных шапках с нашитыми на них красными звёздами. Хмыри оказались оккупировавшими Галицию советскими большевиками, которые, во исполнение мудрых указаний своего московского пахана, пришли к нашему хозяину на предмет выяснения его классовой принадлежности, и, если таковая окажется не совсем пролетарской – то и раскулачивания.
Как ни странно, но с незваными хозяевами наш пан очень быстро поладил: просто, пригласил их в дом, выставил на стол традиционное угощение – горилку, сало, бульбу да цибулю – и под эту нехитрую, но добрую и обильную выпивку-закуску, как мог, рассказал им, кто он есть такой, да ответил на их вопросы. А после того, как незваные гости на заплетавшихся ногах ушли с его двора, опираясь на свои винтовки и поддерживая странные островерхие шапки, установившаяся в Закарпатье советская власть его больше не беспокоила: установив факт, что в период с 1914 по 1918 год такой-то имя рек «с оружием в руках сражался против союзников реакционного царского самодержавия и бил Антанту», коммунисты потеряли к нашему хозяину всякий интерес. Признали «благонадёжным элементом».
Прошло ещё два года – новая ерунда приключилась: опять к крестьянину на двор незваные гости при оружии! Эти, правда, были похожи на тех, которых он видел, когда сражался за фатерлянд унд кайзера: ни дать, ни взять – германские герры официры! Вон, и Железные кресты на мундирах чернеют – только на головах, вместо касок с шишаками, фуражки… Эти гости, правда, на горилку-сало-цибулю не повелись: сухо объяснили хозяину, что, поскольку Великий Германский Рейх затеял очередной дранг нах ост, то все здешние крестьяне облагаются натуральным налогом на содержание солдат победоносного вермахта, и он в этом ряду – не исключение… Сказали так, и ушли, уведя со двора борова, двух поросят да пол-дюжины гусей. Ну, и что прикажете делать теперь?…
Наш крестьянин был не дурак, да и два года жизни под большевиками его кой-чему научили: так, он хорошо усвоил, например, что есть такая штука – льготы, и эти льготы бывают положены тем, кто оказывал той или иной власти те или иные услуги. А поскольку на прошлой войне он сражался против французов на стороне германской коалиции, то, прикинув кое-что, герой наш одел на лацкан пиджака свои фронтовые кресты и медальки, да и пошёл выбивать себе льготы. Ведь он же за этот самый ихний Великий Рейх уже повоевал, так? Ну, и какие ещё могут быть налоги?
Бюрократы во все времена и во всех странах одинаковы, и гитлеровские бюрократы из оккупационной администрации – не исключение: принялись они спихивать этого просителя друг дружке, и спихивали до тех пор, пока не попал он к самому господину районному гаулейтеру *). И вот стоит перед гаулейтером проситель – украинский крестьянин с вислыми усами, в пиджачке, на лацкане которого позвякивают старые австрийские кресты, шляпу большими своими ручищами мнёт… А гаулейтер, ознакомившись с его прошением, сидит и думает, как бы поаккуратнее отшить этого «унтерменша»? Ну да, ну да – воевал он в прошлую войну на стороне Рейха – и что с того? Здесь же – Галиция, здесь таких ветеранов – в каждом дворе! Одному льготу дай – завтра же все остальные за тем же явятся! А за сбор натурального налога на нужды армии с него, с гаулейтера, спросят!…
И здесь чиновник изобретает очень изящный ход: он дружелюбно улыбается этому просителю, этому «грязному унтерменшу», и дружелюбно же произносит:
– Итак, герр просит освободить его от натурального налога в пользу победоносной германской армии, и утверждает, что доблестно сражался на стороне Великой Германии в минувшую войну? Очень хорошо! Германская оккупационная администрация готова, учитывая прошлые заслуги герра, пойти ему навстречу и освободить его от налогов! Но! Герр должен представить надёжного свидетеля – обязательно арийца и обязательно военного – который подтвердит эти его слова и поручится за него. Если же такого свидетеля нет, то…
– Ні?! Є такий свідок – німецький військовий! Ось він! – радостно отвечает наш герой, и указывает пальцем куда-то за спину герра гаулейтера, – Ось він! Нехай пан у нього запитає!
Гаулейтер оглядывается туда, куда указывает его посетитель, но не видит позади себя никакого «німецького військового»; позади – только стена… На стене – портрет фюрера. И когда до гаулейтера, наконец, доходит, о каком «свидетеле» тут толкует его посетитель, то он всё равно переспрашивает:
– То есть?… То есть, герр крестьянин хочет сказать?… Хочет сказать, что подтвердить его слова может… может фюрер Великой Германии Адольф Гитлер? Я правильно понял?…
– А вжеж! Звичайно! Це – єфрейтор з моєї роти, пан Адольф Гитлер! Ми з ним разом у Франції воювали, з одного казанка їли! Він мене знає! Нехай пан запитає у нього, у пана єфрейтора Гитлера!…
…Когда челюсть у герра гаулейтера вернулась на свою исходную позицию, то он официальным тоном объявил просителю, что тот получит ответ сразу же, как только будет произведена проверка сведений, которые тот только что изложил. Затем, когда за крестьянином закрылась дверь, гаулейтер сделал несколько крупных глотков из фляжки. Закурил. Минут через десять, когда дрожь в руках окончательно прошла, он закрыл двери кабинета на ключ, и сел составлять текст шифрованного донесения в Берлин. И депеша, таким образом, отправилась в рейхсканцелярию.