У него были некоторые фундаментальные антипатии... Он не любил французов, католиков и евреев... Прирожденный лидер, испытывавший глубокое отвращение к так называемой демократии... (119)
Норман был странным человеком, отличительной чертой ментального облика которого можно назвать подавленную истерию... Восстанавливая Английский банк, он превратил его в крепость на случай народного бунта. Священный золотой запас был спрятан в подвалах, находившихся ниже уровня подземных вод, которыми управляющий мог затопить подвалы банка простым нажатием специальной кнопки на своем письменном столе. Большую часть своей жизни Норман скитался по миру на пароходах, покрывая каждый год тысячи миль во время своих путешествий инкогнито... под вымышленным именем профессора Скиннера... (120)
Такова была личность, с которой французам пришлось иметь дело в 1926 году. Это произошло только потому, что теперь он обратил свое внимание и на них. Теперь нити его игры должны были пройти сквозь клубок французских дел. Действительно, Франция пока оставалась единственным из крупных игроков, не подвешенных до сих пор на крюк заново смонтированного золотого стандарта.
Так же как и Германию, Францию после войны сотрясла сильнейшая инфляция, пострадала она и от беспрецедентного бегства капиталов. В начале двадцатых годов, из-за постоянной неопределенности с германскими репарациями и в связи с организованными спекуляциями франком во время вторжения в Рур, французские абсентеисты в массовом порядке начали вывозить капиталы на хранение в Нью-Йорк и в большей степени в Лондон. Статистики, касающейся размеров этого оттока, как водится, нет, но то, что можно считать определенным и то, что знает каждый банкир, что масштаб этого вывоза намного превосходил объем бегства капиталов из Германии несколькими годами раньше (121). Теперь, поняв, до чего бегство капиталов довело в 1923 году Германию, некоторые специалисты, проявив здравомыслие и реально оценив обстановку, сильно испугались и принялись во весь голос предупреждать мир об опасности.
10 сентября 1926 года один из таких удрученных оракулов, швейцарский банкир Феликс Сомари, сложив два и два, сказал в своей публичной лекции, прочитанной в Венском университете:
«Сейчас мы находимся в условном состоянии покоя. Но это лишь затишье перед бурей. Как можем мы, европейцы, справиться с такой мощной силой, как Соединенные Штаты, владеющие избытком как в торговле, так и в счетах движения капитала? Для Америки единственный выход состоит в постоянном расширении краткосрочного кредитования. Никогда еще экономический цикл не начинался в таких неблагоприятных условиях, какие были созданы финансовой помощью Австрии и Германии. Но берегитесь, Америка — самый выдающийся в мире протекционист. Она немедленно закроет двери, когда Европа постучится в них со своими экспортными товарами. И если сегодня Соединенные Штаты должны ссужать, чтобы поддерживать на плаву свою экономическую систему, то это значит, что мыльный пузырь фондовой биржи скоро раздуется до поистине циклопических размеров. Что произойдет, если весь сбежавший из Франции капитал, который сейчас пущен на инвестиции его американскими хранителями, вдруг вернется на родину? Это вызовет тяжелейший коллапс. Следовательно, только немедленный вывод французских фондов из их иностранных укрытий и безоговорочная отмена нового золотого стандарта может предотвратить недопустимое разбухание фондового рынка. Ибо если оба эти действия будут совершены на подъеме или в самом разгаре американского кризиса, то размеры катастрофы, которая постигнет Европу, трудно себе даже вообразить» (122).
Таким образом Великий крах на Уолл-стрит в 1929 году практики банкирской решетки предвидели еще в 1926 году. Следовательно, сам Норман не мог не видеть, чем все это со временем кончится, особенно в свете кризиса 1920 года, который он сам и организовал.
Что касается вывезенных из Франции капиталов, то сроки и время здесь, как и предчувствовал Сомари, играли решающую роль. Норман, который был превосходно осведомлен о размерах и потенциале французских фондов, едва ли мог позволить Франции играть даже косвенную роль в решении судьбы Германии, которая получала жизненно необходимые ей деньги из Америки. Массовый отток французского золота из Лондона и Нью-Йорка на условиях, отличных от условий Нормана, действительно мог вызвать крушение нового золотого стандарта и застопорить машину ростовщического процветания Уолл-стрит. Итак, деньги должны были немедленно вернуться во Францию, но через Лондон, и только тем способом, который совпадал бы с планами Нормана.