В Прибалтике привычная схема была несколько изменена, так как там — как это ни парадоксально — присутствовали регулярные германские войска и подразделения Добровольческого корпуса под общим командованием генерала фон дер Гольца. Одна из статей соглашения о перемирии допускала оставление немецких армий в Курляндии*
* Старинная историческая область, расположенная по обе стороны границы между Латвией и Литвой.
в качестве временной профилактической меры — для недопущения русского вторжения в этот регион (85), который союзники желали сделать буферной зоной между Россией и Германией.
Когда в июне 1919 года Гольц был готов протянуть руку помощи белому командующему генералу Юденичу, начавшему широкомасштабное наступление на Петербург, от германского правительства поступил приказ, безапелляционно продиктованный союзниками, потребовавшими немедленного отвода войск. Армии фон дер Гольца были расформированы и эвакуированы на родину. Позже фон дер Гольц с горечью вспоминал, как северная армия Юденича — это скопище голодных оборванцев — была поголовно уничтожена после того, как [британцы] спровоцировали ее на выступление, а потом самым бессовестным образом обманули (86).
На юге положение большевиков облегчила Франция, принудив другого своего протеже на востоке, Польшу, у которой были территориальные споры с Россией, заключить два последовавших друг за другом перемирия с русскими. После этого Красная Армия под командованием молодого генерала Михаила Тухачевского, получив необходимые подкрепления, нанесла поражение Деникину осенью 1919 года и Врангелю, второму после Деникина главнокомандующему сил белых, в следующем, 1920 году, раз и навсегда покончив с южным очагом антибольшевистского сопротивления. Командиры белых полков и эскадронов спешно эвакуировались морем на судах союзников, а кони белых командиров, брошенные на крымском берегу, бросались в воду и плыли вслед за своими хозяевами (87).
Япония, единственная морская держава, державшая в России значительный военный контингент численностью 70 тысяч солдат, способных нанести удар большевикам, но так и не сделавших этого (88), наконец отступила в 1922 году, успев предварительно обескровить Колчака, допустить неописуемые насилия, чинимые казачьими головорезами, и, самое главное, окончательно поставить под свой контроль Маньчжурию. В 1922 году царская империя стала называться СССР, Союзом Советских Социалистических Республик. Таким образом, «великий воображаемый враг» Запада был — на довольно дальнюю историческую перспективу — создан (89).
Президент США Вильсон выразил глубокое удовлетворение тем, что «русским самим была предоставлена возможность решать свои внутренние дела» (90). Государственный секретарь Лэнсинг, официальный американский антикоммунист того времени, покорно вторил своему шефу в начале 1920 года: «Мы сделали все, что было в наших силах в этой невозможной ситуации, вызванной неумением Колчака создать боеспособную армию» (91).
Внешне лидеры морских держав были помешаны сложившейся в результате весьма своеобразной геополитической ситуацией, так как перспектива столкновения с антизападной коммунистической диктатурой, утвердившейся на территории, в шестьдесят раз превосходящей территорию германского рейха, вызывала у союзников меньшую тревогу, чем притязания немцев в Центральной Европе. Действительно, в декабре 1918 года Ллойд Джордж уверял кабинет министров в том, что большевистская Россия ни в коем случае не представляет [для Англии] такой угрозы, «как старая Российская империя с ее агрессивными лидерами и многомиллионными армиями» (92), а годом позже он снова, совершенно откровенно, разбил последние надежды сопротивлявшихся белых, заявив, что воссоздание грезившейся Колчаку и Деникину «единой и неделимой России» отнюдь не соответствует «высшим интересам» Британии (98).
Для того чтобы их не обвинили в циничном равнодушии, союзники оправдывались тем, что поставили белым тонны и тонны военного снаряжения и потратили на Белое движение миллионы и миллионы долларов, хотя общеизвестно, что сам Черчилль находил такие заявления «большим преувеличением, поскольку британская помощь состояла главным образом из излишков, оставшихся после Первой мировой войны, бесполезных для Британии и не имевших практически никакой денежной ценности» (94).