В успешном уходе от действительности в царство веры... будет возможно увидеть, что любое такое новшество или аберрантная схема обычаев, привычек и стиля мышления, касающегося сверхъестественного, неизбежно начинает возвышаться как своего рода аффект небольшой группы индивидов, каковые — и это можно допустить с большой долей уверенности — оказываются в психологических рамках, благоприятствующих новому стилю мышления; к этому упомянутые индивиды принуждаются дисциплиной — физической или духовной, а скорее, и той и другой, причем дисциплина эта не укладывается в рамки ранее принятых взглядов на такие вещи. Обычно все, кроме самих новообращенных, считают таких пионеров царства сверхъестественного исключительными или чудаковатыми людьми, особо одаренными личностями или даже личностями, пораженными патологическими идиосинкразиями и подверженными противоестественным влияниям... Получающийся в результате вариант культа со временем будет находить все больше последователей, особенно в случае, если внешняя дисциплина общества такова, что предрасполагает изменение стиля мышления значительного числа людей в направлении, определенным новым религиозным представлением. И если этот новый вариант веры окажется достаточно удачливым в том смысле, что совпадет по духу с текущими изменениями обыденной жизни, то узкая группа прозелитов разрастется до масштабов устрашающего всенародного религиозного движения, обретет всеобщее доверие и станет оракулом, изрекающим истинный символ веры. Quid ab omnibus, quid unique creditur, credendum est. Именно так многие встанут в ряды последователей новых религиозных представлений, это будут те, кто никогда не смог бы ни при каких обстоятельствах спрясть ту же пряжу из собственной шерсти; более того, этот новый вариант слепой веры может со временем вытеснить первых прозелитов родительского культа, из которого произойдет народная вера (129).
Заключая свой труд, Веблен не смог обойтись без того, чтобы набросать физиогномический портрет такого немецкого аберрантного типа, каковые периодически возвещали «из бездн» о подобных религиозных пробуждениях.
Нравственно изуродованные личности... а в особенности те из них, кто прошел школу особых классовых традиций и предрасположен воспитанием в духе особых классовых интересов, легко увидят достоинства и выгоды воинственных мероприятий и будут всячески оживлять традиции национальной вражды. Патриотизм, право силы и привилегированность сходятся, становясь тривиальными привычными истинами. Там, где случается, что индивид, одаренный непомерно раздутой врожденной основой такого характера, оказывается в то же время в ситуации, благоприятствующей развитию свирепой мегаломании, и, кроме того, обретает неограниченную безответственную власть и истинные привилегии, потворствующие его врожденным идиосинкразиям, то его склонности могут приобрести популярность, стать модными и при надлежащем упорстве и умелом управлении пронизать все сферы обыденной жизни до такой степени, что все население будет брошено в сети восторженно-агрессивных настроений (130).
На дворе стоял 1915 год, но Веблену уже грезились Добровольческий корпус, Юнгер и многое другое, им подобное.
Бывший до 1914 года убежденным пацифистом, Веблен, к полному недоумению всех его коллег и друзей, резко изменил свои взгляды в 1917 году, когда Америка вступила в войну. Прикрывая свое одобрение действий администрации США завесой молчания и множества оговорок (131), он в заключительных главах вышедшего в 1917 году сочинения «The Nature of Peace and the Terms of its Perpetuation» («Природа мира и условия его длительного сохранения») выдвинул предложения, касающиеся длительного и устойчивого поддержания послевоенного мира.
По Веблену, Великая война дала Западу возможность избавиться от своего застарелого недуга. — династического духа, каковым — из всех прочих стран, по словам Веблена, — Германия была поражена в патологической степени.
Веблен убежденно настаивал на том, что с германским династическим духом, вредоносность которого обусловлена его непомерным, фанатичным и непредсказуемым раздуванием, невозможен никакой компромисс. Этот дух следовало вырвать целиком — с корнями и всеми побегами. Немецкий народ, добавлял Веблен, склонен к доброте отнюдь не меньше, чем его остальные европейские соседи, но длительное и прискорбное приучение его к общепринятой схеме феодальной верности старшему, придало его коллективному разуму наклонность к звериному патриотизму, каковой «несовместим с сущностью человеческого бытия» (132). После окончания войны Германии предстоит отучиться от столь архаичных предубеждений. Средством, которое, по его мнению, могло сцементировать мирный союз западных народов, могло стать, как он сам выражался, «слияние путем нейтрализации». Это означало создание Лиги Наций, деятельность которой должны будут направлять Британия и Америка, — Веблен признавал только эти две страны на долгие времена столпами поддержания мира во всем мире, несмотря на серьезные недостатки их, несправедливо устроенных, денежных систем. Допущенная в Лигу Наций «на правах равного» Германия должна сама отвергнуть монархию и воспитать из своих граждан «равных перед законом и не расставленных по ступеням жесткой иерархии людей» (133).