Воспользовавшись апатией среднего класса, новоявленные ландскнехты усмирили низший класс и утопили в крови скоротечную вспышку гражданской войны, которую — совершенно парадоксальным образом — социал-демократы вели против своих детей — рабочего класса — с помощью белогвардейских контрреволюционных бригад[23].
В Мюнхене тем временем произошло еще одно выходящее из ряда вон событие. 7 ноября 1918 года, еще до того, как Эрцбергер подписал перемирие, на Терезиенвизе собралась сто пятидесяти тысячная толпа мужчин, женщин и детей, ведомая слепым крестьянином по фамилии Гандорфер, и провозгласила вождем Баварской республики Курта Эйснера, бывшего берлинского драматурга еврейского происхождения, бывшего в свое время радикальным деятелем независимой СДПГ.
В своих пылких речах, обращенных к толпам солдат и гражданского населения, Эйснер страстно говорил о «диктатуре свободных людей», обрушиваясь на ядовитую алхимическую химеру либерализма. «Как могут сочетаться между собой, — гремел он с трибун, — братская любовь и жажда наживы? Это то же самое, что добавить ртуть к свинцу... Какой вздор!»[24] Едва ли являясь представителем южнонемецкого духа, Эйснер был скорее «одним из тех химерических гибридных персонажей, коих в изобилии порождают времена хаоса, призрак, вызванный из недр сатанинского политического шабаша, дабы предать анафеме труп Второго рейха»[25].
Желая манипулировать страстными утопистами, этими новыми милленариями, этими новыми мюнхенскими апостолами радикализма в их стремлении очистить имперское прошлое Германии, вытравить его их коллективной памяти, администрация США предложила Эйснеру участвовать в избирательной кампании, которая должна была — посредством обнародования секретных государственных документов — вылиться в полное и безоговорочное признание ответственности Германии за развязывание войны. Эйснер подчинился, опубликовав должным образом отредактированные — для усиления их зловещей тенденциозности — фрагменты документов, извлеченных из архивов баварского министерства иностранных дел.
Вероятно, Эйснером двигали самые лучшие побуждения, но de facto это угодничество перед американцами привело лишь к взрыву возмущения в массах, настроенных, несмотря ни па что, патриотично. Произошло отчуждение Эйснера от избирателей.
Тем не менее бунт Мюнхенского совета продолжался. В конце ноября под лозунгом «Los von Berlin!» («Прочь из Берлина!») Баварская республика разорвала отношения с берлинским министерством иностранных дел.
Средний класс начал проявлять растущее беспокойство; опасались белого террора. Выборы в Баварии прошли 15 января 1919 года. Во всех 32 округах, где баллотировался Эйснер, он потерпел сокрушительное поражение — его маргинальная бахромчатая партия собрала менее двух процентов голосов. На политической карьере можно было ставить крест.
21 февраля, когда Эйснер, мысленно репетируя свою прощальную речь, направлялся в ландтаг*,
* Здание земельного парламента.
граф Антон фон Арко-Валлей, молодой человек двадцати четырех лет, разрядил в него свой револьвер. Эйснер, пораженный несколькими пулями в голову, бездыханный рухнул в лужу крови. Телохранитель Эйснера оглушил Арко-Валлея дубинкой, после чего преступника сдали властям. В ходе расследования граф признался, что совершил преступление для того, чтобы доказать свое право быть принятым в секретную ложу, в так называемое общество Туле, куда графа не приняли из-за его расовой неполноценности — мать молодого Арко была еврейкой. Еще один полезный идиот? Это вполне вероятно.
Возможно, тулисты, вдохновив Арко на «подвиг», рассчитывали на последующий захват совета красными (большевиками), что дало бы им повод совершить белый переворот, для которого в таком случае было бы готово, так сказать, логическое объяснение и тыловое обеспечение[26].
После убийства Центральный комитет Мюнхенского совета ввел комендантский час и объявил в Баварии всеобщую забастовку. В марте наследство Эйснера оспаривали две враждующие группировки: социалисты, руководимые местным лидером Гофманом, и анархо-коммунистические революционеры. В течение пятидневной интерлюдии — с 7 апреля (дня провозглашения первой мюнхенской Raterepublik) по 12 апреля 1919 года, — когда кабинет Гофмана, не выдержав натиска объединившихся революционеров, переехал в близлежащий город Бамберг, анархистские арлекины принялись с большой помпой изгонять скуку из заново провозглашенного Баварского Совета. Наивысшими достижениями этого балаганного представления стало введенное на государственном уровне обязательное знание поэзии Уолта Уитмена всеми школьниками старше десяти лет, отмена преподавания в школах истории и выпуск специальных денежных купюр с указанием истечения срока действия[27].
24
2-24 Freya Eisner, Kurt Eisner: die Politik des libertaren Sozialismus (Frankfurt am Main: Suhrkamp Verlag, 1979), p. 110
25
2-25 I. Benoist-Mechin, Histoire de Farmee allemande (Paris: Editions Albin Michel, 1966), Vol. 1, p. 270
26
2-26 Rudolf Von Sebottendorff, Prima che Hitler venisse. Storia della Societd Thule Bevor Hitler kam) (Torino: Edizioni Delta-Arktos, 1987 [1933]), pp. 73-143
27
2-27 Eugene Lunn, Prophet of Community. The Romantic Socialism of Gustav Landauer (Berkeley: University of California Press, 1973), p. 331
Густав Ландауэр проводил свои реформы, будучи уполномоченным по просвещению и народному образованию. Сильвио Гезелль, бывший бизнесмен, ставший гуру анархистов и реформатором денежного обращения и назначенный Мюнхенским советом министром финансов, получил возможность провести в жизнь свои предложения и начал печатать деньги (бумажные сертификаты с определенным сроком годности). (Silvio Gesell, The Natural Economic Order (San Antonio: Free-Economy Publishing Co., 1920, pp. 130 ff.)